Выпили, обсудили международную обстановку. Сообща пришли к выводу, что разрядке напряженности нет альтернативы.
А потом как-то сам собой разговор зашел о нашем ближайшем будущем.
— Я твердо намерен подать в отставку! — заявил Литус. — В войсках от хромого калеки толку мало, особенно в мирное время.
— Сейчас начнется активная демобилизация, и тех, кто сам не уйдет, об этом настойчиво попросят. Необходимость в многомиллионных армиях отпала, и в первую очередь будут увольнять именно офицеров «военного времени». И пускай таковых почти четыре пятых, но критерии отбора будут довольно жесткими.
— Возможно, ты прав, Саша.
— Я в этом абсолютно уверен!
— Пусть так! А что ты думаешь о своем будущем?
— Ну я уже не раз упоминал, что военная карьера меня не прельщает. Особенно в мирное время! Поверь, Геня, такого бардака, что я наблюдаю в запасном батальоне, и вообразить трудно. А уж когда весь полк станет условно «запасным» — война-то кончилась, — от такого счастья надо бежать подальше, пока не догнало! Учиться пойду… На юридический, скорее всего.
— Что ж, тебе виднее… Хотя мне всегда казалось, что ты просто создан для военной службы!
— Вот уж не знаю…
— Там, на войне, ты, Саша, всегда был так категоричен, уверен и немногословен! — Литус сделал паузу, подбирая нужные слова. — Я бы даже сказал, что ты был органичен! Как будто всегда знал, что нужно делать. И тебе всегда хватало решительности поступить именно так, как необходимо. Поверь, многие наши старшие офицеры тебе просто поражались и жестоко завидовали Казимирскому.
— Ты заставляешь меня краснеть! — Я с деланым азартом набросился на доставленное официантом жаркое.
Будем объективны, господа хорошие. Ну сами подумайте, как я должен был себя вести? Как восемнадцатилетний отпрыск хорошей фамилии с патриотическим туманом в голове? Так ведь не знаю даже, каково это выглядит со стороны! И вел я себя сообразно опыту былых тридцати трех лет. Продумывал каждый шаг, как разведчик-нелегал на враждебной территории. Вживался!
А получается — все равно облажался! Убедить — убедил, но создал о себе ненужное мнение…
— Геня, давай лучше обсудим твои планы на будущее!
— Планы мои просты и незатейливы. Собираюсь поступать на медицинский! — Генрих с некоторым вызовом посмотрел на меня.
— Если ты ожидаешь, что я буду тебя отговаривать или осуждать, — и не надейся! Только один вопрос: почему?
— Потому что считаю, что врачевать раны — занятие куда более почетное, чем эти самые раны наносить! Я видел, как работают врачи в госпиталях! Это тяжелый и нужный труд, направленный на благо людей. Созидательный труд! — Глаза у Литуса горели, словно он произносил эту речь с трибуны.
— Поздравляю! Достойный выбор! Хотя я уверен, что именно общение с доктором Финком в значительной степени повлияло на твое решение! Не суть важно! Давай-ка лучше выпьем за то, чтобы «доктор Литус» влился в ряды тех замечательных медиков, чей пример подв€иг его ступить на стезю Гиппократа! Ура!
— Ура!
Каюсь! Я не до конца был честен с Генрихом!
На самом деле никакой уверенности в выборе карьеры у меня нет! До сих пор мучаюсь вопросом — что же дальше?
Теперь лежу без сна, разглядывая лунную дорожку на полу комнаты, и думаю о том, куда бедному барончику податься.
Да! Мне крупно повезло, что я стал тем, кем стал! Мое сознание могло занести в тело какого-нибудь дикого бушмена или монгола. В пожизненного каторжанина, наконец! Но судьба сложилась иначе…
Благодаря общественному положению передо мной все дороги открыты! И эпоха подходящая — все же не раннее Средневековье!
«У меня растут года, вот уж девятнадцать! Кем работать мне тогда? Чем заниматься?»
Ну про военную карьеру тут уже много сказано. И что характерно — ничего хорошего. Не люблю строиться, хотя понимаю необходимость «держать руки по швам». Награды, слава и генеральское звание меня абсолютно не прельщают. Да и возраст не тот, если брать «истинное» количество прожитых лет. В общем, есть такая профессия — Родину защищать! Но это — не мое!
Что еще?
В медицину, подобно Литусу, я точно не пойду! Резать живого человека я могу только с целью сделать этого самого человека мертвым: нервы не те!
Податься в инженеры? Прогрессором заделаться?
Спорно… Нет, я, конечно, в технике разбираюсь, но все же гуманитарий по образованию. Техническое мышление у меня не настолько развито, чтобы стать кем-то б€ольшим, нежели инженером средней руки. Даже немного зная историю техники, я абсолютный профан в столь специфических дисциплинах, как технология и конструирование. Так что изобрести автомат Калашникова, как это принято у попаданцев, у меня не получится даже в том случае, если я получу техническое образование. Пусть я и знаю устройство АК наизусть! Максимум, на что я способен, — «гениальные» озарения в присутствии людей, действительно разбирающихся в инженерном деле. А вот показаться бессмысленным прожектером — очень не хочется!
Стать чиновником?
Не знаю. Не уверен. На чиновничьей службе я со скуки подохну или прибью кого-нибудь «особо одаренного до воровства». Характер не тот.
Значит, выход у меня только один — идти по проторенной дорожке. В юристы! Дело знакомое, привычное. Вот только корпоративное право, в котором я большой специалист, тут еще в зачаточном состоянии. Остается нотариат, имущественные споры и уголовка… Вот только ни то, ни другое, ни третье меня не прельщает.
Плагиатить стихи, песни или книги из несбывшегося будущего ради того, чтобы заработать славу классика современности, — это уже совсем стремно. Во-первых, совесть не позволяет! Во-вторых, придется всю жизнь изображать из себя того, кем на самом деле не являюсь. А мне и так кривить душой нелегко, особенно перед близкими людьми! В-третьих, не хочу я в творческие интеллигенты! Как там Лев Николаевич Гумилев сказал? «Я не интеллигент, у меня профессия есть»?
И мне очень хочется эту самую профессию получить!
Что там еще осталось?
Дипломатическая служба? Где тут у вас в дипломаты набирают? Ах, МГИМО еще не построили? Тогда извините…
Я бы в Бекхэмы пошел, пусть меня научат! Так ведь и профессиональный футбол на Руси еще не прижился, а до Мутко с Абрамовичами, с их миллионными вложениями, еще жить да жить!
Куда ни кинь, всюду клин!
Гениальное озарение настигло меня, когда я заполнял ротную книгу, сидя в гордом одиночестве за столом в штабной комнате казарм.
Музыкой навеяло.
Стало быть, высчитываю остаток по кассе подотчетного подразделения и тихонечко напеваю себе под нос.