Хочу, чтобы меня просто оставили в покое!
Но Дарина не умела считывать желания, ткнулась лицом мне в шею, и показалось, что там открытая рана, каждое прикосновение причиняло боль, но не было сил оттолкнуть девушку. За грудиной начало саднить так, что хотелось вонзить туда нож.
— Худший в мире весельчак? — не унималась она. — Худший в мире силач? Кто?
Она попыталась меня растолкать, перевернула на спину, и я на нее посмотрел. Улыбка сразу сползла с ее лица, она слезла с кровати и попятилась.
— Поняла, ты худший в мире добряк, да? Надеюсь, ты не будешь меня убивать за то, что я тебя потревожила?
Я молчал и смотрел, и не шевелился, сосредоточившись на нарыве, пульсирующем за грудиной. Моя любима девушка разговаривала со мной, как со слабоумным. Она умеет лечить тело, а душу, выходит, — нет. И ей не разделить мою боль. Во мне словно пробили дыру, и туда хлынула сосущая пустота. Захотелось это закончить.
— Я сейчас вернусь, — проговорила она, пятясь к двери.
Правильно, уходи. Не мешай. Осталось найти в себе силы, чтобы подняться. Я пялился в потолок бесконечно долго. Поднялся рывком. Остатками воли толкнул себя вдоль кровати к окну. Уперся лбом в занавеску, отдышался. Так же рывком сдвинул ее. В сторону. Не до конца. И ладно. Потянулся к ручке. Распахнул окно.
В этот момент начала открываться дверь. Надо спешить. Они хотят меня остановить.
— Саша, Саша, стой! — резанул по ушам отчаянный крик.
Пятый этаж. Должно хватить высоты. Чтобы не мучиться. Я прыгнул на подоконник. Зацепился за штору. Шагнул вперед… Опора под ногами пошатнулась. Я упал, ударившись грудью. Меня схватили за ноги. Рывком втащили в номер. Скрутили руки за спиной.
Навалилась усталость. Смысл сопротивляться?
— Саша, — проговорил Тирликас, — что с тобой? Тебе нужна помощь?
— Да, — выдавил из себя я. — Дайте мне издохнуть!
— Саша говорил, что его накрывает, когда он перенапрягается, — поделилась с Тирликасом сидящая на мне Дарина. — Ну, на следующий день. И каждый раз по-разному. Вот это — что?
— Похоже на депрессивный эпизод. Очень тяжелый депрессивный эпизод.
Де-прес-сив-ный откат.
Всего лишь откат — блеснула мысль, но надежда, что боль скоро кончится, угасла.
— Подержи его. Похоже, нужно принимать радикальные меры. Мне нужно добыть сильнодействующее лекарство, на это уйдет время.
Постучали. Открылась дверь — потянуло сквозняком. Колыхнулась штора, задевая лицо.
— Что за кипеш? — воскликнул Димидко. Дальше он сказал дрогнувшим голосом: — Что происходит?
— Саня поймал депрессивный эпизод.
— Что??? Какой на хрен эпизод? Нам завтра в Свердловск лететь! Игра на носу, без него нам в вышку не попасть! Саня…
Возня. Ноги Дарины больно сжимают бока. Вывернутая рука просто отваливается. Но это ничто в сравнении с монстром, что терзает душу.
— Завтра он будет в норме, — ответил Тирликас. — А вы идите гулять, как и планировали.
Завтра. Я не доживу до завтра!
— Мне на нем так и сидеть? — спросила Дарина.
Слишком громко. Слишком высоким голосом. Я поморщился.
— Давайте его свяжем, что ли. — Она наклонилась и прошептала в ухо: — Саня, прости, так надо. Завтра спасибо скажешь.
Хлопнула дверь. Я закрыл глаза. Когда Тирликас вернулся, так и не открыл их. Дарина встала с меня. Щелкнули наручники за спиной. Ноги чем-то связали. Дарина погладила по голове.
— Сашенька, прости. Скоро это закончится. Потерпи немного.
— Закончится?
Что-то не верилось. Хотелось зарыдать, как в детстве, но слез не было. Пытка длилась. И длилась. И длилась. Время будто закольцевали. Ощущение, словно из груди наружу рвался Чужой, но не набрал сил и не мог взломать ребра. Что там вокруг, было все равно.
Рядом все время была Дарина. Подносила бутылку ко рту. Лила на губы, но я не мог разжать сведенные челюсти. Вернулся Тирликас. Укол в бедро — и немного отпустило. Я смог разжать челюсти и напиться. Чужой внутри ослаб, осталось тягостное чувство. И среди этой вязкой черноты будто бы запорхали бабочки.
— Что вы ему укололи? — спросила Дарина.
— Сильное успокоительное, — ответил Лев Витаутович.
— Название препарата?
— Тебе незачем это знать, — сказал он таким тоном, что вопросов больше не последовало.
Но я догадался, что это. Иначе почему так хорошо, когда так хреново? Антидепрессанты имеют накопительный эффект, они бы так быстро меня не взяли.
Я то впадал в странное оцепенение, то засыпал, то выныривал из дремы. Мир стал выпуклым, ярким и гулким. По-прежнему хотелось умереть, но боль уже не была острой.
Кто-то все время приходил, но Рина всех выпроваживала. Наконец стемнело, но теперь сон не шел. Рина трогала меня — видимо, пыталась лечить, но ничего не получалось. Тогда она ложилась рядом и шептала, что все будет хорошо, а я думал, гори оно все огнем.
Наконец я заснул и снилась мне ядерная война. Убежать от нее можно было, открыв дверь в шкафу. Через такую дверь я проникал в другой мир, но не в Нарнию, а в похожий на наш. Но рано или поздно ядерные грибы вырастали и там.
Проснулся я в поту. Сел рывком, хотел вытереть лоб, но руки были скованы за спиной, спал я в кровати, но в одежде. Сердце выскакивало из груди.
Тотчас вскочила Дарина, всмотрелась в мое лицо.
— Все хорошо? — осторожно спросила она. — Шесть утра уже. Прошло?
Вчерашние события вытеснили из головы ядерную войну. Состояние было, словно меня пережевали и выплюнули, тело слушалось с трудом. Вчера я был худшим в мире оптимистом и словил депрессивный эпизод. И все из-за того, что включил «лучшего» в игре с «Кардиффом». А после игры в ресторан пришла Энн и… И выяснилось, что в ее разуме — пакет информации, запечатанный одним суггестором для другого.
Вчера и позавчера голова соображала туго, и только сейчас я сопоставил два и два и понял, что голова-то у нее разболелась, когда она прилетела в СССР, значит, она уже была с посланием. Значит, тут это послание кто-то получил, и Энн не умерла и не стала дурочкой… Так, стоп. Если не умерла, значит, не получил. Или они нашли способ относительно безопасно вскрывать такие послания, и есть шанс, что девушка не погибла.
— Са-аш, — позвала Дарина.
Я с трудом сфокусировал на ней взгляд.
— Что случилось? Где ты позавчера был? Тут такое началось! — Она приложила палец к губам, словно мысли мои прочла. — Поняла. Не говори, если нельзя. Но мне жутко любопытно. И все же — не говори!
— Та девушка… — начал я, лицо Дарины стало пасмурным, но я продолжил: — Возможно, она умерла. Мы отвозили ее в госпиталь. — Дальше я
