— Как много, по вашему мнению, займет окончательная ликвидация пожара?
— Приблизительно два-три часа. Надеюсь закончить до наступления темноты. В противном случае боюсь даже и предполагать…
— Надеюсь, что Господь не оставит нас своей защитой, оберстлейтенант. Благодарю вас, вы можете возвратиться к своим людям.
Ну, слава богу! Отбоярились мы от фрицев. Как же, ждите, будет вам через три часа… тишь да гладь…
— Александр Павлович?
Это еще кто? Я обернулся. Ага, лейтенант Коссовски. Стоит в дверях, рядом с ним старший эсэсовец.
— Слушаю вас, герр лейтенант.
— Вы ведь из штрафников, господин подполковник?
— В чем дело, лейтенант? — привстал майор. — Эти вопросы можно выяснить и позже, у нас есть важная работа…
— Которую, с вашего позволения, могут закончить и подчиненные господина Леонова, — встрял в разговор шарфюрер. — Если я правильно понял его доклад, основная фаза работ уже завершена, ведь так?
— Это так, шарфюрер. Но интересы дела требуют присутствия оберстлейтенанта среди его рабочих.
— Ну, насколько я успел разобрать, заместитель господина Леонова достаточно компетентно освещал ход проводимых работ. Так что смею надеяться, что он сможет его заменить там на некоторое время. А я успею ему задать некоторые вопросы, после чего он сможет вновь приступить к исполнению своих обязанностей. Вы не возражаете, герр майор?
Так, приплыли… Что этому шарфюреру нужно от меня? Откуда он вообще тут взялся? Прикинем. Что он сказал? «…управление по охране тыла. Группа С-10…» И что это за контора такая? Ладно. Попляшем от другого. Сейчас 1942 год. Так? Так. А это значит, что всех СС уже переодели в полевую форму. Всех? Черная форма — это Альгемайне СС, то есть собственно СС как организация, а не как войска, не как Ваффен СС. Так? Тогда что он делает на фронте? В каком качестве и кто может тут быть в черной форме? Может ли это быть какая-то служба безопасности? Какая, их ведь у немцев прилично было? А в памяти покопаться? Ну-ка… «Тотенкопф»! Они всегда ходили в черном! Но постойте, «Тотенкопф» — это охрана концлагерей? Что они здесь делают? Где тут ближайший концлагерь? Километров с восемьсот будет? Как бы и не поболее…
Стоп! Шарфюрер сказал: «…управление по охране тыла…». Отпал концлагерь. А что осталось? Что я знаю по «Тотенкопфу»? В 1939 году его переформировали. В дивизию СС. И входили туда собственно «Тотенкопф» и… полицейская дивизия СС! Приплыли… вот откуда эти ребятишки.
Майор тем временем переглянулся с подчиненными. Не хочет он с эсэсовцами конфликтовать, по всему видно.
— Хорошо, шарфюрер. Вы можете задать оберстлейтенанту все интересующие вас вопросы. Его заместитель отправится на станцию. Надеюсь, шарфюрер, это не займет у вас много времени?
— Я постараюсь быть кратким, герр майор.
— Вам нужно проинструктировать вашего заместителя, герр оберстлейтенант?
— С вашего позволения, герр майор, нужно.
Я подошел поближе к Козицину. Он был взволнован, мой разговор с эсэсовцем его заметно напряг.
— Что ему от вас нужно, това…
— Не знаю. Но не это сейчас важно! Важно действовать по плану! Понятно я говорю?
— Да! Но…
— Никаких «но»! Действовать по распорядку, это мой приказ! Понятно вам?! Независимо ни от чего — действовать по разработанному мной плану!
— Да. Я все понял. Мы будем действовать так, как вы нам ранее приказали.
— Так. Вносить какие-либо изменения в разработанный мною план — запрещаю! Кому бы то ни было! Все понятно?
— Все. Я могу идти?
— Герр майор, я проинструктировал заместителя. Прошу вас, разрешить ему отбыть на станцию.
Майор вышел из-за стола.
— Надеюсь, герр оберстлейтенант, ваш заместитель отдает отчет в серьезности обстановки?
— Не сомневайтесь, герр майор, он все хорошо понял.
— Так. Он может идти.
Козицын вышел. На пороге он задержался и посмотрел на меня. Я успокаивающе кивнул ему головой.
— С вашего разрешения, герр майор, мы немного прогуляемся с оберстлейтенантом? — Голос шарфюрера был предельно вежлив.
— Разумеется. Попрошу вас не задерживать его более необходимого.
Шарфюрер указал мне на выход.
Впереди один эсэсовец, второй сзади. Шарфюрер идет сбоку, Коссовски позади. Куда мы направляемся? Ага, вот и их машина. Кройцер присел на крыло. Вытащил из пачки сигарету, прикурил.
— Итак, господин Леонов, кто вы?
— Леонов, Александр Павлович.
— Воинское звание?
— Подполковник.
— Род войск?
— Химзащита.
— Даже так? А как в штрафную роту попали?
— Дал по морде командиру.
— Я как-то затрудняюсь себе представить — кто же это был?
А действительно — кто? Фамилий генералов я не знаю. Назову, а вдруг такой на другом фронте воюет?
— Полковник Марченко. Заместитель начальника войск противохимической обороны фронта.
Господи, что за чушь я несу? Эсэсовцы стоят спокойно, без напряжения. Еще бы! В сорока метрах отсюда пулеметное гнездо, а еще в ста метрах стоянка машин и там полно солдат. Не убежать… Значит, врем дальше.
— За что?
— Не помню. Был пьян.
— И попали в штрафники… Рядовым красноармейцем?
— А кем еще я мог туда попасть? Не командиром же?
— Почему скрыли свое звание при регистрации?
— Боялся.
— А сейчас, значит, страх прошел?
— Как видите.
— Герр лейтенант, — обернулся к Коссовски шарфюрер. — Вы можете быть свободны. Я благодарю вас за оказанную мне помощь. Этого человека я забираю с собой.
— Но… герр майор… он же…
— Это я беру на себя. Соответствующее распоряжение от своего руководства вы получите незамедлительно, как только я вернусь к себе в часть. Несомненно, я отмечу в своем докладе вашу ценную помощь и профессионализм.
Коссовски откозырял и удалился.
Шарфюрер прошелся взад-вперед и снова уселся на свое место.
— Вы больше ничего не хотите мне сообщить?
— Скажите — о чем?
— Вам угодно играть в прятки? В вашем положении это неразумно.
— Я действительно не знаю, чем могу быть вам полезен, герр шарфюрер.
— Не мне, герр оберстлейтенант, не мне. Поверьте, вас разыскивает не только мое начальство.
— Я как-то теряюсь в догадках, герр шарфюрер. Чем моя скромная персона могла заинтересовать ваше руководство?
— А чем вы заинтересовали руководство НКВД? Да так, что они издали специальный приказ о вашем розыске?
— Вот уж чего не знаю, герр шарфюрер, того не знаю! С данной организацией, слава богу, не контактировал, и чем вызван их ко мне интерес — сказать не могу. Надо полагать, что вы, раз уж сумели выяснить то, что они меня ищут, не откажетесь сообщить мне — зачем?
