— То это очень удобно, — продолжил его мысль Гастон. — Хоть сейчас наш Филипп может снова пойти к принцессе Изабелле, и если он будет осторожен, то никто никогда не узнает, где он был и сколько времени там провел… Гм, разве что по запаху — ведь она так аппетитно пахнет!
Эрнан прокашлялся, призывая к вниманию.
— Но в этом, кажущемся безобидным, удобстве есть не только светлая, романтическая, но и темная, зловещая сторона.
— Вот как! — насторожился Филипп. Хмурый вид Эрнана не предвещал ничего хорошего. — Выкладывай, что у тебя на уме!
Гастон и Симон подались вперед; глаза их лихорадочно заблестели.
— Прежде всего, — начал Эрнан, — немного пофантазируем… Нет-нет, чуток, самую малость. Так вот, на двух верхних уровнях северной башни обитает восемь дам, и все они принцессы крови — Маргарита и Жоанна Наваррские, Бланка Кастильская, Елена Иверо, Мария и Изабелла Арагонские, Адель де Монтальбан и, наконец, королева Кастилии Констанца Орсини. Есть, правда, еще брачные покои с Габриелем и Матильдой — но эта парочка не в счет. Если они и замышляют кого-то убить, так это друг дружку… Гм-м, далее. В нашей башне, на тех же уровнях, поселились семь принцев крови плюс один Симон де Бигор. Кроме основного коридора внизу, эти две башни соединены также верхним коридором галереи, и вот по этому коридору… Представим себе такую возможность — только не принимай это всерьез, Симон, я беру тебя к примеру, — итак, предположим, что наш Симон заимел зуб на какую-нибудь из восьми вышеупомянутых дам, скажем… скажем, на Марию Арагонскую.
Щеки Симона вспыхнули.
— Гнусная ложь! — пробормотал он, виновато пряча глаза.
Филипп и Гастон вопросительно уставились на Эрнана.
— Что такое?
— Ничего особенного. Это наш с Симоном секрет, и я не намерен выдавать его… В том случае, конечно, — веско добавил Шатофьер, — если он будет хорошо вести себя… Значит, продолжим. По некоторым причинам Симон заимел зуб на Марию Арагонскую, и вот, темной ночью, когда все легли спать, он берет кнжал, никем не замеченный переходит по галерее на женскую половину, тихо стучит в дверь госпожи Марии… — Тут Эрнан умолк и покачал головой с таким видом, будто только сейчас обнаружил в своих рассуждениях изъян.
— Ну! — подстегнул его Филипп. — Что дальше?
— Дальше ничего. Я выбрал неудачный пример. Ни Мария Арагонская, ни ее горничная не впустят Симона внутрь, а скорее всего поднимут гвалт и вызовут стражу.
— Однако мысль твою я уловил. Кто-нибудь из нас, принцев, проявив некоторую осторожность, может явиться среди ночи к какой-нибудь из принцесс, ловко перерезать ей горло, затем прикончить горничную, как единственного свидетеля, и спокойно вернуться к себе… Ч-черт! Но это же вздор!
— Никакой это не вздор, — авторитетно заявил Эрнан. — Именно так собирается поступить Рикард Иверо с принцессой Маргаритой.
— О Боже! — испуганно взвизгнул Симон.
— Когда? — спросил практичный Гастон.
— Черти полосатые! — сказал Филипп. — Ты серьезно?
— Серьезнее быть не может. Ты помнишь наш первый разговор о лурдском лесничем?
— Да, — ответил Филипп, выстрелив взглядом в Симона. — Дело, кажется, было на ристалище…
— Вот-вот, на ристалище. В твоем шатре. А когда вы оба уехали, я там уснул, и виделся мне сон…
Разумеется, Эрнан поведал друзьям не о коварных сарацинах из своего сна. Он рассказал о не менее коварных христианах, которые имели обыкновение обсуждать свои преступные планы на арабском языке.
Филипп, Гастон и Симон слушали его, не перебивая. Когда Эрнан закончил, в комнате воцарилась гробовая тишина — все трое, каждый в меру своих умственных способностей, переваривали полученную информацию.
— Матерь Божья! — наконец выдавил из себя Филипп. — Граф Бискайский, виконт Иверо!.. Кто бы мог подумать!
— То-то и оно! Никто бы на них не подумал. Графа здесь нет. Он вдохновитель и организатор покушения, и остался в Памплоне, чтобы никто не заподозрил его в причастности к убийству…
— Не совсем так. Маргарита вообще не приглашала его в Кастель-Бланко.
— Это несущественно. Главное, что граф будет вне подозрений. Что же касается Рикарда Иверо, то он втихую сделает свое дело и будет таков. А всю вину свалит на другого.
— Как? — спросил Гастон.
— Этого я не знаю. Возможно, он собирается обронить на месте преступления чужую вещицу. Или, к примеру, оставить там же окровавленный кинжал предполагаемого козла отпущения. Есть много разных способов.
— И я, кажется, догадываюсь, — сказал Филипп, — кому отводится роль козла отпущения. Это Ричард Гамильтон. Он приглашен сюда по просьбе Эрика Датского, но на самом деле инициатива исходила от Елены Иверо. Возможно, ее попросил об этом брат.
Эрнан хмыкнул:
— Вероятно, ты прав. Когда я узнал, что Гамильтон едет с нами, то сразу на него подумал.
— Но почему? — отозвался Симон. — Зачем они хотят убить Маргариту?
Гастон громко застонал.
— О Господи! Неужели тебе не ясно, что после смерти Маргариты наследником престола станет граф Бискайский?
— Ну… Это мне ясно. Вправду ясно, Гастон, и не смотри на меня такими глазами. Я ведь имел в виду виконта Иверо. Ему-то зачем убивать Маргариту? Он же любит ее.
— От любви до ненависти один шаг, — ответил Эрнан. — Виконт не просто любит ее, он любит ее безумно и, видно, совсем выжил из ума, когда она отвергла его. Он истратил на подарки ей целое состояние, по уши погряз в долгах, евреи-ростовщики затравили его, требуя расплатиться по векселям. На него обрушился гнев родителей. Как мне стало известно, отец даже пригрозил ему лишением наследства, а тут еще Маргарита послала его подальше и бросилась на шею Филиппу. — Эрнан тяжело вздохнул. — Я понимаю его, сочувствую — но не оправдываю. Не люблю слабовольных людей, порой они способны на такие гнусности, что… Ай, ладно! В общем, первое, что отколол Рикард Иверо, получив отставку, это попытался покончить с собой. Но тут ему некстати помешал граф Бискайский…
— Откуда ты знаешь?! — изумился Филипп. — Ведь это держалось в строжайшем секрете.
— Я знаю все, что считаю нужным знать, — самодовольно ответствовал Эрнан. — Так вот, судя по всему, графу удалось убедить кузена, что не стоит убивать себя. Дескать, гораздо лучше отомстить обидчице, убив ее саму.
Филипп задумчиво кивнул:
— Все сходится. Абсолютно все. Даже то, почему Рикард Иверо не взял с собой камердинера — чтобы не было лишних свидетелей. А вчера я разговаривал с Маргаритой… — Тут до него кое-что дошло, он резко вскочил на ноги и вперился в Эрнана гневным взглядом: — И все это время ты молчал?! Ты никому ничего не сказал?!
— Нет, никому.
Филипп плюхнулся в кресло и обхватил голову руками.
— Боже правый! Черти полосатые! Три недели злоумышленники готовили покушение на наследницу престола, а этот… эта жирная свинюка спокойно себе пьянствовала и обжиралась.
— Эта жирная свинюка, — внушительно произнес Эрнан, впрочем, ничуть не обидевшись, — все три недели вместе со слугами следила за подозреваемыми и собрала неопровержимые доказательства их вины. Кроме того, вышеупомянутая свинюка обнаружила, что в дело замешано еще, как минимум, четыре человека — канцлер графа Бискайского, Жозеф де Мондрагон, двое слуг и один бывший монах, брат Гаспар.
— Весьма похвально, — ворчливо промолвил Гастон. — И если не секрет, можно полюбопытствовать, чтó эта свинюка намерена делать дальше?
— Она собиралась стеречь покои принцессы Маргариты и поймать преступника на горячем.
— Так чего же ты здесь развалился? — раздраженно произнес Филипп. — Валяй, сторожи, подстерегай!
— Вчера я еще сторожил, — невозмутимо ответил Шатофьер. — Мы, кстати, вдвоем охраняли принцессу — я снаружи, а ты в ее спальне.
Филипп пристально поглядел на Эрнана:
— Вот что я тебе скажу, дружище. Не знай я тебя так хорошо, как знаю, то, право слово, подумал бы, что ты по уши влюблен в Маргариту.
— Скажешь еще! Все, что я хотел, так это разоблачить злоумышленников.
— А разве подслушанного тобой разговора недостаточно? Почему ты не пришел тогда ко мне… ну, если не ко мне, то к Маргарите или к ее отцу, и…
— И сделал бы самый обыкновенный донос, — с неподдельным возмущением перебил его Эрнан. — Подобно лакею, случайно подслушавшему барский разговор. Ну, нетушки, я не доносчик! Я не хотел, чтобы злоумышленников судили, основываясь лишь на моих словах. Я позволил им подготовить злодеяние, тем временем собрал улики, узнал имена сообщников… Между прочим, о сообщниках. Один из них, брат Гаспар, бывший доминиканец, некогда служил в королевском казначействе, затем его уличили в подделке подписей и печатей, он едва не лишился головы и был приговорен к пожизненному заключению, но спустя полтора года, ровно две недели назад, его освободили под ручательство графа Бискайского.
