– Беда пришла в город наш, да такая, что и не миновать. Один приступ с помощью Божьей отбросили, да все одно, ворога не побили. А ворог силен. У ворога подмога – под боком. Чуть свистнул, и – на тебе! Дружина, что туча, солнце закрывающая. Мне отсюда – ни ногой. Отродясь Вязьма наделом Рюриковичей была, так и сгинуть здесь суждено, стало быть, – замолчал Иван Васильевич, словно бы с мыслями собираясь. Собравшиеся же вокруг жители, крестясь и охая, уставились на оратора. – Меня прах предков держит да рода гордость. Вас – ничего. Никого неволить не буду и судить никого не стану. Вон, – кивнув на дыру в частоколе, сплюнул князь, – прореха. Желаете судьбу испытать да животы сохранить ежели, – бегите. Я козни строить не буду. Как ворог, – то мне неведомо; мож, если поймает, живота лишит, а мож, и отпустит. Кому знать? Одно только скажу, – горестно помолчав, продолжал он, – с собой не дам ничего. Мне еще оборону держать; не обессудьте. Животы спасете ежели, и на том слава Богу. Все. Теперь подите. Бог вам и суд, и помощь, – развернувшись, он решительно ушел с площади.
Толпа, погудев еще несколько минут, разбившись на отдельные группы, начала растекаться.
Ближе к полуночи к прорехе начали стекаться перепуганные, воровато зыркающие по сторонам фигурки. Настороженно вглядываясь во мрак, они, перекрестившись, ныряли в дыру и ссутулившимися одинокими тенями, быстро-быстро семеня, тикали прочь, подальше от разбитого напротив главных ворот лагеря противника. Не оборачиваясь в сторону родных стен, они стремились как можно скорее раствориться в полумраке ночи. Один, другой, третий… Итого – дюжина. Последними во тьме исчезли двое парней, одетых, в отличие от предыдущих беглецов, в легкие зипунишки, поверх которых накинуты были белоснежные исподние рубахи, маскировавшие пареньков и делавшие их совершенно незаметными на снегу. Решительно шагнув за пределы опоясывавшего крепость частокола, они, не проявляя ни толики страха, а скорее, разумную долю осторожности, неторопливо, словно разминаясь и пробуя силы, потекли в ночь.
– Дай Бог, чтобы дошли, – крестясь, проводили гонцов взглядами князья. – Ладные хлопцы. Толк будет. Сложись, как должно, – в дружине им место.
Остаток ночи провели на частоколе, пытаясь угадать судьбы покинувших крепость, но до утра до самого тихо было.
Небо светлело; утро вступало в свои права, пробуждая дремлющую крепость. Вот уже захлопали двери, и народ потянулся по своим делам. Кто – в церковь, кто – к соседу, а кто и просто, зевая и потягиваясь, выходил приветствовать поднимающееся светило. Все так, словно бы и не было осады и вчерашнего штурма. Не в состоянии уйти в укрытие, Булыцкий напряженно вглядывался в пришедший в движение лагерь неприятеля. Там уже тоже кипела жизнь: кашевары потянулись к чанам, ратники, перекрикиваясь, принялись деловито осматривать бомбарды, пялившиеся на стены замершего в ожидании города.
– Маешься, хоть один дойдет ли? – рядом с преподавателем возник Дмитрий Иванович. Задумчиво посмотрев на лагерь неприятеля, он, сложив руки на груди, замер, словно каменное изваяние.
– Маюсь, – коротко отвечал учитель. – Бог даст, так дойдут, – скрестив пальцы на удачу, процедил Николай Сергеевич. – Мож, зарядом угостить? – кивком указав на орудия неприятеля, трудовик посмотрел на правителя. – Недалече. Пушкам до них достать – раз плюнуть.
– Пустое. Пороху у них все одно нет. Да и у меня – кот наплакал. Задаром переводить его – грех.
– А чего тогда орудия подтянули?
– Знать, подмогу ждут. Хоть и жмудь, а голову очертя не пойдут боле. Нахлебались.
– Что за жмудь?
Беседу мужей прервал пронзительный вопль «Помилуйте!!! Не губите!!!», так же внезапно утихший, как и возникший.
– Наши, кажись, – перекрестившись, чуть слышно пробормотал Дмитрий Иванович. – Дай Бог, чтобы не твои Вольговичи.
– Тять, – к наблюдателям присоединился Василий Дмитриевич, – никак наших половили?
Словно бы в подтверждение догадки князей, лагерь неприятеля пришел в движение. Несколько вооруженных ратников, окружив, повели к берегу несколько человек, в которых можно было узнать беглых холопов. Понукаемые литовцами, мужики, вооружившись заступами, молотами и еще какими-то инструментами, держась вне зоны досягаемости стрел, на виду у защитников принялись долбать промерзшую землю. Понуро уткнувшись в снег, они, стараясь не бросать отчаянных взглядов в сторону крепости, монотонно работали инструментами, ладя четыре довольно глубокие лунки. Поначалу пятеро, но по мере того как к лагерю стекались небольшие группы по два, по три воина, ведущие по беглецу, количество работавших достигло десяти. К тому времени из прилеска конники проволокли несколько грубо обтесанных стволов деревьев. Побросав их рядом с лунками, те, покрикивая и яростно стегая мужиков плетками, набросились на несчастных, заставляя их работать быстрее. Продолбив ямы должной глубины, пленники, пригреваемые хлесткими ударами, стеная и моля о пощаде, принялись за стволы, ладя из них грубые перекладины.
– У, псы! – в сердцах выругался Дмитрий Иванович. – Висельни ладят! Шельмы! За стенами следите, чтобы ни одна душа не подошла, пока балаган этот!!! – прикрикнул он на оставившего свой участок воеводу. – С этими решено все! Не дай Бог вместе с ними оказаться! Есть среди них Вольговичи-то твои? – жадно вглядываясь в лица приговоренных, князь обратился к пришельцу.
– Не видать вроде.
– Дай-то Бог.
– Позволь, князь, – рядом с мужчинами возник рыжий детина – бомбардир, в котором Николай Сергеевич без труда узнал того самого меткого стрелка, что на стрельбах, устроенных для Ягайло, с братьями так ловко поразил мишени. Зло поглядывая на происходящее действо, он судорожно сжимал горящую головешку, готовый в любой момент наказать душегубов доброго веса камнем.
– Кончено с ними, – остановил его муж. – А ты порох побереги. Бог ведает, когда приступу быть. Пригодится еще.
– Только волею твоею милованными им быть, – перекрестившись, рыжий зло сплюнул в сторону лютующих воинов.
А те продолжали. Едва лишь только конструкция была собрана, поднята и зафиксирована, через перекладину перекинули десять канатов. Под гневные крики высыпавших на стены горожан и свободных от патрулирования стен дружинников литовцы, накинув несчастным петли на шеи, по команде подоспевшего к месту казни Фрола разом натянули веревки, поднимая в воздух корчащиеся фигурки.
– Видел, Дмитрий Иванович, что ждет тебя и твоих людей?! – сделав шаг вперед, прокричал диакон. – Склони голову, и великий король Ягайло обещает сохранить твою жизнь, а митрополит Московский Фрол – молиться за спасение души грешного Димитрия!