Фицрой носится как ветер на своем неутомимом коне, уже очертил границы моих владений, а когда я сказал, что хочу посмотреть на свои села, ликующе воскликнул:
— Давно пора!.. А то уже год сидишь, как гриб!.. Не год еще? Ну все равно год! Даже не знаю, штаны прилипли?.. Седлай коня, покажу!
Как только выехали, он сразу же погнал по уже разведанной им дороге, сообщив, что там интереснее. Я промолчал, на самом деле отправился в поездку больше для того, чтобы не видеть удивление в глазах Николетты, но вообще–то пора и посмотреть, что это у меня за села, я типа крепостник или рабовладелец, или же статус какой- то другой, более современный…
По дороге заскочили в село по дороге, Фицрой гордо объяснил, кто я и почему я, затем помчались дальше и дальше, пока не добрались до села, которое на моей карте находится почти у границы с королевством Уламрия.
Мы прибыли в момент, когда группа всадников с хохотом гонялась за местными женщинами. Мужчины пугливо жмутся к домам, стискивая в руках топоры и вилы, дети плачут, женщины постарше бесстрашно выскакивают чуть ли не под конские копыта и уводят детей в дома.
— Это кто такие? — крикнул я одному из крестьян.
Он прокричал с надеждой:
— Глерд, это люди Джеймса Велли!.. Защитите нас!
— Кто он такой?.. — крикнул я.
Вместо него ответил зло Фицрой:
— Это твой сосед. Похоже, редкая сволочь. А главное, вообще из королевства Уламрия!
— А почему, — начал я, потом вспомнил о предостережении Мяффнера. — Сейчас разберемся.
Один всадник лихо прыгнул прямо с седла на убегающую молодую женщину, она упала под его весом, а он с хохотом принялся задирать ей платье.
Я пустил коня вскачь, повод в левой, правой выдернул пистолет, но на скаку даже не стал целиться, стрелок из меня хреновый, натянул повод и прокричал:
— Кто такие?
Трое всадников придержали коней, двое сразу повернули в нашу сторону, третий чуть погодя, но этот третий сразу вытащил меч из ножен, и выражение его лица мне очень не понравилось.
Фицрой лихо выхватил меч, красиво крутнул в руке.
— Их всего пятеро!.. Да, это люди Джеймса Велли, судя по цветам их одежды.
Всадники приближались к нам, наглые и уверенные, я прокричал:
— Это не ваши земли, знаете?
Один захохотал:
— Правда? А ты кто сам такой?
Я быстро прицелился в него, сказал мысленно «пуля» и нажал спусковую скобу. Выстрел не грянул, а чуть–чуть щелкнул, но всадника отшвырнуло на конский круп, словно он получил удар копытом в лоб.
В правой стороне груди начало расплываться красное пятно. Раздосадованный, я быстро выстрелил еще дважды, направил ствол на второго, выстрелил, того тряхнуло, прямо в центре лба появилась красная дыра, мгновенно заткнутая изнутри.
Третий уже несся, пригнувшись к конской шее и опустив руку с мечом, чтобы прилила кровь для более тяжелого удара. Фицрой чуть подал коня в сторону и пустил его навстречу, готовый к схватке, но я уже нажал на спуск.
Шляпа слетела с головы дурака, а он сам сполз по конской шее и рухнул на землю.
Я повернулся к двум оставшимся, один так и остался на коне наблюдать за приятелем, повалившим женщину, а второй, ощутив неладное, повернул голову, а когда мы с Фицроем быстро подъехали ближе, вскочил на ноги.
— Виновен, — сказал я жестко.
Выстрел прозвучал сухо, пуля ударила в лоб, с трех шагов уже не промахиваюсь, а второй на коне побелел, начал разворачивать коня, однако Фицрой ухватил за повод и вырвал из его рук.
— Слезай, — велел он. — И будь вежлив с новым хозяином Остеранских земель.
Всадник, совсем еще молодой парень, испуганно покинул седло, посмотрел в мое грозное лицо и рухнул на колени.
От домов начали робко подходить крестьяне, в руках топоры, вилы, даже копья, и было их столько, что с легкостью перебили бы эту пятерку, если бы решились вступить в бой.
Фицрой прокричал:
— Это ваш новый господин!.. Отныне вы под его защитой!..
Крестьяне начали опускаться на колени, испуганные, беспомощные, как овцы, угрюмые и с виноватыми лицами мужчины, не умеющие защитить себя от вооруженных и на конях захватчиков, женщины с плачущими детьми…
Сердце мое, спокойное при виде голодающих в Зимбабве или в Хренанбуту, сейчас дрогнуло и защемило. Там чужие, а здесь мои, смотрят с надеждой.
Одна женщина выбежала вперед и упала на колени чуть ли не под копыта моего коня.
— Хозяин! — вскрикнула она пламенно и в слезах. — Спаси!.. Защити!.. У меня старшую дочь увели на поругание, теперь каждый день трясусь за двух младших!
Их ряды колыхнулись, а те, кто подошел позже, тоже начали опускаться на колени. Десятки лиц с умоляющими глазами обратились ко мне, я в неловкости заерзал в седле, а они все протянули ко мне трепещущие руки.
— Хозяин!
— Защити нас!
— Спаси!
— Мы гибнем!
— Мы для них, как скот!
— Как дичь!
Фицрой взглянул на меня, вскинул руку.
— Тихо, — прокричал он. — Глерд Юджин изволит сказать свое решающее слово.
Их голоса начали затихать, только плач продолжался, но уже не навзрыд, а тихий и безнадежный, когда беда со всех сторон, а надежды на спасение почти нет.
Я выпрямился, даже привстал чуть в стременах. От меня не отрывают взглядов, в лицах столько отчаяния и надежды, что вот наконец–то появился тот, кто защитит и спасет…
А на хрена вы мне все, сказал я себе упрямо, тут свои проблемы бы решить, и вообще на свете нет никого важнее меня, красивого и замечательного, а вы все тут как–то уж выкарабкивайтесь, выживайте, это ваш мир, на хрена мне ваши проблемы…
— Я разберусь, — крикнул я громко, — и решу!.. Виновные будут наказаны по всей строгости… моего ндра- ва!.. Никто не смеет посягать!.. Никому не дано и никому не дам. Так что отныне… вот. Так и скажите всем. Ибо я здесь!
Фицрой крикнул победно:
— Все слышали?.. Теперь вы под защитой!
Я досадливо взмахнул рукой.
— Всем встать!.. Он прав, теперь отвечаю за вас я. В возмещение ущерба возьмите этих коней, обыщите трупы, все найденное ваше… Замок этого мерзавца далеко?
Крестьяне начали переглядываться, вопрос дико трудный, почти все не уходят дальше окраины села, только немногие смельчаки ездят в ближайший лес за бревнами.
Фицрой ответил без запинки.
— Миль шестьдесят. Хочешь напасть прямо сейчас?
— А зачем он мне, — ответил я раздраженно, — нет, нужно передать тамошнему хозяину весточку.
— Какую?
Я повернулся к крестьянам.
— Вот этому, что уцелел, отрубить обе руки. Остальным — головы. Все четыре сложить в корзину или мешок и привязать этому на спину так, чтобы не мог сам освободиться. И в таком виде пусть вернется к своему господину. К этому Джеймсу Велли!
