Ортенберг напряженно молчал. Встав из-за стола, верховный двинулся вдоль стола, изредка затягиваясь трубкой и продолжая разнос.
— Задача большевистской печати сегодня заключается в том, чтобы сообщать советскому народу и всему миру правду о нашей стране, о нашей армии, о том, как надо побеждать врага. Стало быть, задача большевистской печати заключается в том, чтобы сообщать сведения, полезные для победы в Отечественной войне, а в дальней перспективе — для окончательного построения социализма. Отсюда, товарищ Ортенберг, вытекает другая задача большевистской печати — ни в коем случае не печатать в советских газетах ничего такого, что мешало бы нам победить в войне.
Глаза главного редактора расширились, едва не выкатившись из орбит. Кажется, он наконец-то сообразил, что сильно проштрафился, но по-прежнему неспособен был понять, что именно натворил. Сталин почувствовал разочарование: Ортенберг оказался достойным учеником Мехлиса — худший пример партийного бюрократа. Новая поросль старой гвардии, глупо убежденная в собственной правоте, считающая главным не конкретное дело, но вовремя сказанные красивые слова с цитатами вождей. Услужливые дураки, которых с таким трудом корчевали в предвоенные годы, но так до конца и не выкорчевали, потому что скотина Ежов сам оказался той же породы.
Укоризненно поглядев на редактора сквозь клубы табачного дыма, Верховный решил: «Отправим в Палестину вместе с Мехлисом». Затем сообщил, строго чеканя слова:
— Ваша большая ошибка — материал о гвардии рядовом, который своим телом накрыл амбразуру.
— Товарищ Сталин… — воспрянув духом, взмолился журналист. — Это уже не первый случай. Фронтовые газеты много раз сообщали о таких подвигах…
— Очень плохо, что сообщали! — резко прервал его Верховный. — Я могу понять молодого красноармейца с горячим сердцем, который готов на самопожертвование во имя победы и в порыве боевого азарта бросается на пулемет. Но люди в газетной редакции должны думать не сердцем, а головой, иначе грош им цена. Хороший журналист должен был посоветоваться с фронтовиками, выяснить у них, много ли пользы от подобного подвига. Вы спрашивали об этом у фронтовиков?
— Никак нет, товарищ Сталин, — гордо заявил Ортенберг. — Этот замечательный факт буквально просится на газетную полосу, поэтому мы решили рассказать…
— Вы решили неправильно. — Верховный повысил голос. — В отличие от вас товарищ Сталин нашел время, чтобы поговорить с фронтовыми командирами и услышал в ответ, что никакой пользы от таких поступков нет. Потому как пулеметная очередь бьет со страшной силой, поток металла отбросит тело героя, и амбразура мгновенно будет открыта снова. Вы пытаетесь пропагандировать напрасное самопожертвование, напрасную смерть отважного солдата. Завтра, начитавшись наших глупых статей, десятки красноармейцев безрассудно бросятся на амбразуры, и напрасная гибель этих героев-патриотов будет на вашей совести…
Взгляд его выражал неприязнь и недовольство, что могло означать как легкий нагоняй, так и более серьезные последствия.
— Вы не поняли сути события и едва не устроили пропаганду красивого, но неправильного поступка. Эту статью необходимо снять из номера… — Сталин хлопнул ладонью по корректуре. — Поручите хорошему журналисту — например, Симонову или Долматовскому — толково разъяснить, что бойцы должны не закрывать пулеметное гнездо своим телом, а научиться метко бросать гранату или поражать амбразуру из противотанкового ружья. Неплохо бы и стихи на эту тему написать — попроще да подоходчивей.
Не слушая испуганного «так точно», Сталин предупредил редактора, что придется переместить его на другую работу. Вредную статью из последнего номера Верховный перечеркнул красным карандашом и назвал второй грубой ошибкой Ортенберга. Тот слабым голосом выдохнул:
— А какая же первая?
— История с якобы погибшими панфиловцами, — насмешливо напомнил Сталин.
Ортенберг потупился. Во время прошлогодних боев на смоленском направлении случилась весьма некрасивая история. Возле перекрестка дорог у безвестного до тех дней поселка «Красная дубрава» полсотни легких немецких танков при поддержке пехотной роты напоролись на крепко окопавшийся стрелковый батальон 316-й дивизии генерала Панфилова. Панфиловцы положили немало фрицев и пожгли десятка полтора жестянок, задержав противника почти на сутки. Наши потери составили 28 убитых.
Оказавшийся поблизости корреспондент «Красной звезды» быстро состряпал репортаж, в котором немного преувеличил масштаб события. Однако Мехлис который тогда был начальником ГлавПУРа, надоумил Ортенберга еще сильнее приукрасить это событие. В итоге их совместного творчества получился лубок про 28 героев-панфиловцев, которые все полегли смертью храбрых, но голыми руками остановили танки. Прочитав ту статью, Сталин удивился: почему немцы, перебив оборонявшихся, отступили? Проверка по линии особых отделов и рапорт командарма Рокоссовского прояснили ситуацию, и разгневанный Верховный всыпал виновным строгача с перцем за чрезмерное усердие.
Как видно, урок впрок не пошел.
Между тем, Ортенберг, напрасно надеясь отделаться малой кровью, хрипло произнес:
— Разрешите написать рапорт о переводе на фронт, товарищ Верховный Главнокомандующий. Искуплю вину перед партией…
Усмехнувшись, Сталин обрадовал журналиста известием о предстоящей командировке в несуществующее государство Эсраэль, которому предстоит стать форпостом социализма на Ближнем Востоке. По вытянувшемуся лицу Ортенберга несложно было понять, что бравый политработник предпочел бы комиссарить на фронте.
— Там тепло, апельсины растут круглый год, — пошутил Верховный и шевельнул ладонью: мол, забирай свои бумажки и ступай работать.
Собирая листы, покрытые строчками типографской краски, бывший редактор взмолился:
— Товарищ Сталин, вы себе не представляете, каково это, когда вокруг одни евреи… И вдобавок арабы.
— Не будьте антисемитом, товарищ полковник, — добродушно напутствовал его Сталин. — Это контрреволюционные настроения, ничуть не лучше буржуазного сионизма. И не бойтесь трудностей. Конечно, поднимать полк в атаку — это проще и привычнее, но в Палестине вас ждет интересная работа.
«Если вы с Мехлисом не наломаете дров, от вас же любой глупости ждать можно», — мысленно продолжил он, покосившись на спину вылетевшего из кабинета журналиста.
А ведь могут натворить дел, придется приставить к ним толковых армейских командиров, которые не побоятся перечить бывшему завотделу ЦК. Павлов слабоват, да и напуган опалой — Мехлис его сломает, а Буденный далеко не всегда сможет заступиться. Павлова придется отозвать, лихой танкист на главном фронте пригодится, пусть покажет, как умеет мехкорпусами ворочать… А в Иерусалим пошлем генерала, долго служившего в Туркестане, хорошо знакомого с Азией, с мусульманами. И дураку Мехлису надо будет внушить, чтобы не смел соваться в оперативные вопросы.
