Вброшенная Берестиным идея о наличии в дебрях Африки «затерянных миров» вернулась в Кейптаун уже в виде достоверной теории, освященной авторитетом больших ученых. Оставалось только разыскать и предъявить публике первооткрывателя, профессора Челленджера. Или Берн-Мердоха, составившего описание космогонических представлений дагонов. На крайний случай можно использовать и Удолина. Этот, выпусти его на трибуну британского парламента, убедит в чем угодно самого Дизраэли.[85]
Практически же вопрос стоял совсем иначе. Два нашествия с севера, сначала гориллоподобных монстров, а потом инсектоидов, могли означать, что земли Оранжевой республики и Трансвааля рано или поздно будут ими захвачены, а коренное население, не способное к организованной обороне, окажется порабощенным или уничтоженным. Следовало ожидать, что в ближайшее время в колонию хлынут толпы беженцев, уже не помышляющих о войне, а только ищущих спасения.
И к этому следовало готовиться.
Оптимизм правительству и военному командованию внушало то, что и в том и в другом случае сравнительно небольшие силы состоявших на службе у буров русских добровольцев и рота англичан сумели уничтожить неизвестных науке чудовищ. Как и положено, в общем.
Штабисты, к которым присоединились Басманов с Сугориным, анализировали известные факты и намечали тактику противодействия очередному вторжению, если оно состоится.
Пятьдесят тысяч регулярных войск, артиллерия, флот в тылу подготовленных позиций – наверняка достаточно, чтобы отразить набег любого числа неведомых существ. Если их удалось отразить пулеметами и всего одной полевой батареей, что будет, если начнут стрелять десятки тяжелых корабельных и сотни скорострельных орудий?
Басманов, впрочем, этих шапкозакидательских настроений не разделял, но своими мыслями с англичанами не делился.
…Сразу после возвращения Лучникова он доложил об очередном инциденте на Валгаллу. По этому случаю Левашов открыл для него переход. О серьезных вещах лучше разговаривать в спокойной обстановке. Часа два-три по крайней мере Михаилу не нужно будет вскидываться при каждом телефонном звонке или стуке шагов вестового за дверью.
Да и вообще человек воюет третий месяц без отпуска. Надо на него посмотреть, если что – подменить на какое-то время. Не сорок первый год, на самом деле.
В отведенной ему двухкомнатной секции аггрианского учебного центра Басманов принял бодрящий водно-ионный душ, переоделся в легкий гражданский костюм, вышел на лоджию, полюбовался курортного вида зеленью вокруг. Закурил мягкую ароматную сигарету с фильтром, ощутив вдруг естественную душевную слабость. И что ему там делать, в той Африке? Сколько можно воевать непонятно за что? Точно такое чувство посетило его в конце шестнадцатого года, когда довелось на неделю с фронта попасть в Петроград.
Когда он вошел в учебный класс, где его уже ждали, Михаил старался не выдать своего настроения, но и Новиков с Шульгиным, и Ирина его почувствовали.
На большом электронном планшете Михаил изобразил картину боя, как его описал Лучников.
– Не понимаю, – сказал Новиков. – Совсем ничего не понимаю. Раньше хоть какие-то соображения в голову приходили, сейчас – ноль. Или мы имеем дело с сумасшедшими, либо с нами в поддавки играют. В чем смысл этих идиотских вторжений?
– Опять пытаешься человеческую логику использовать, – недовольно пробурчал Удолин. Не первый это у них был разговор.
– Есть у нас специалист по нечеловеческой, и что? – поддержал друга Шульгин.
– Нечеловеческих логик больше, чем населенных миров в Галактике, – усмехнулся Антон. – И это при том, что все расы, входящие в Конфедерацию, для возможности взаимодействия выработали одну, общую. На уровне правительств. Большинству рядовых граждан она так же недоступна, как эскимосу – китайские иероглифы.
– Это мы давно знаем, – прервала его Ирина.
– Ну еще бы, – приложил руку к сердцу форзейль.
Удолин придвинулся вплотную к Михаилу.
– Пусть они пока поболтают, а мы давай причастимся. Я же вижу – тебе нужно. Заходи ко мне после собрания, помедитируем. Легче станет, ручаюсь…
– Мне и так ничего, – ответил Басманов, но налитую профессором чарку принял с благодарностью.
– Давайте, братцы, в конструктивное русло, – вмешался Левашов. – Вы сейчас дружно на меня накинетесь, а я все равно скажу. Мы с Виктором несколько ночей так, тет на тет, потрепались, поверх барьеров, кое-какие взаимно интересные темы помусолили. Знаете, до чего додумались?
– А где он, кстати, отчего не с нами? – спросил Новиков.
– Вместе с некромантами экипажи «медуз» по методике Константина Васильевича на интеллектуальные составляющие раскладывает.
– Тоже интересно, – согласился Андрей. – Так о чем ты?
– Всего лишь о том, что друг наш Саша с подачи Замка не связь с Гиперсетью отключил (нет, это тоже), а, грубо говоря, графитовые стержни из реактора повыдергивал. Мы об этом, кажется, уже пробовали рассуждать, но несколько не в том ключе. Хороша там эта система была или плоха, не сильно важно. Но она была и кое-какой порядок нашего личного мироздания обеспечивала. Теперь, как выражаются в нашем родном мире двухтысячных, на смену Закону, хотя бы и воровскому, пришел беспредел.
– Ретроспективно? – с явным интересом спросил Шульгин.
– Выходит, что так. Все выявленные и освоенные нами реальности сохранились, только регулирующих правил не осталось. Вот вам и перекрытие тысяча восемьсот девяносто девятым годом тысяча девятьсот тридцать восьмого, восемьдесят четвертого, две тысячи пятого и так далее. Тысяча двести тридцать седьмой сюда же… И обратно, разумеется. Слоеный пирог, господа.
– С взбитым кремом, печенкой и луком, – согласился Шульгин. – В свое оправдание могу сказать только одно, не мною и не сейчас придуманное. Пампасы, вельд, тайга, как вам будет угодно, с дикими зверями и причудами погоды на мой вкус лучше самой благоустроенной тюрьмы с подъемом по удару молотком по рельсу и отбоем прикладом поперек спины. Если даже там прилично кормят и каждую неделю выдают свежие подштанники. Доходчиво?
– Более чем. Так с этим никто из нас никогда и не спорил. Даже Игорь с Аллой.
– А если чуть-чуть короче? – спросил Басманов, имевший полноценный голос в собрании, но не так часто его использовавший. – Меня фронт ждет.
– Подождет. Через десять минут по тамошнему времени вернешься. Если будет сочтено необходимым. Продолжай, Олег. Надо, чтобы все наконец усвоили, с чем мы имеем дело.
Сказав это, Новиков начал старательно чистить забившуюся трубку. Сам он давным-давно все понимал, последний год по крайней мере, только никогда не получалось сделать свое понимание общим достоянием. Ни на последнем сборе в Замке, ни раньше. Все время что-то мешало процессу расставления точек. Одно дело, что пятнадцать человек, полностью равноправных, в ходе свободной дискуссии просто не в состоянии не то чтобы договориться до чего-то однозначного, а и дослушать до конца чужие доводы. Единоначалие требуется, в какой угодно форме, а его нет и быть не может.
