Шли вполветра, дерзко срезая край запретных песков.
Справа плыли обширные чёрные пятна, некоторые ещё дымились, должно быть, горящая нефть разливалась по всей округе. На закате ветер стих, а ночью подул снова — прямо в корму. Турклу прошли на рассвете, с палубы видно было нагромождение слоистых выветрившихся останцев, стоящих на страже вокруг оазиса. Видя, что Ар-Шарлахи не собирается заходить в порт, люди на «Самуме» снова встревожились, но, поразмыслив, решили, что, пожалуй, главарь прав… С пустыми руками в Туркле делать нечего.
Когда же впереди, прямо по рогу, колеблясь, разлеглись те самые корявые заросли, где в прошлый раз «Самум» и «Белый скорпион» угодили в ловчие ямы, Алият круто повернула на север, и у всех отлегло от сердца окончательно. Корабль явно держал путь в Пьяную тень.
Вскоре было приказано убирать паруса. Распоряжение это несколько озадачило: если не считать сухого, судорожно выгнутого ствола в сотне шагов по левому стремени, ничего вокруг внимания не привлекало. Пески и пески. Потом кто-то пустил слух, что Шарлах собирается отрыть свой старый клад, а то не на что будет запастись вином и провиантом в Пьяной тени. Во всяком случае, предположение было очень похоже на правду…
— Это возле дерева? — тихо спросил Ар-Шарлахи. Алият кивнула. Оба стояли у борта и смотрели на скорчившийся ствол.
— Так, может быть, ближе подойти?
— Не стоит, — так же тихо ответила она. — Глаза у всех больно любопытные…
С обычной своей ловкостью спустилась по верёвочной лестнице на песок, и Ар-Шарлахи, естественно, последовал за ней. Алият обернулась:
— Тебе лучше остаться.
— Что? И у меня глаза любопытные?
Она невольно усмехнулась:
— Ладно, пошли…
Увязая в горячем даже сквозь плотный сафьян коротких сапожек песке, они двинулись по барханам к сухому корявому дереву. У самого корня произрастала белая тряпочка, зацепленная краем за первый обломанный сучок. Алият присела на корточки и, обжигая ладони, отрыла небольшой свёрток. Развернула. Ар-Шарлахи ожидал увидеть внутри свиток пергамента и даже слегка удивился, помня, что с грамотой Алият не в ладах. Однако то, что она извлекла из свёртка, больше всего напомнило ему силок на мелкого зверька да ещё, пожалуй, те шнурки с узелками, которыми пользовались «разрисованные».
Какие-то связанные вместе палочки, косточки, камушки… Разложила, расправила, вгляделась. Ар-Шарлахи тоже присел рядом, озадаченно рассматривая загадочное плетение.
— Н-ну что… — произнесла наконец Алият, приспустив веки и сразу став похожей на гадалку. — Тень Ар-Нуера вырезана, но это было ещё до битвы… Войска введены повсюду, но… Нет. Точно. Про казни тут ничего нет вообще… Держит слово Улькар…
Последние слова Алият выговорила с видимой неохотой. Её, как и всех прочих, в Харву тоже не слишком-то тянуло, однако соврать Ар-Шарлахи она не решилась. Возможно, полагала, что и он слегка разбирает условные знаки разбойничьих весточек — учёный…
А тот вдруг, вместо того чтобы обрадоваться, озабоченно сдвинул брови.
— Лишь бы с Хаилзой не разминуться… — пробормотал он, поднимаясь в рост. — Ладно, закапывай да пошли обратно…
— Подожди, — сказала Алият, выпутывая из складок своего балахона ещё одно такое же плетение, только поменьше. — Нам тоже есть о чём весточку оставить…
Вне всякого сомнения, рукоделие было выполнено на досуге ею самой.
— Про море там, надеюсь, ничего? — обеспокоенно спросил Ар-Шарлахи.
— Про море — нет. — Она скрепила оба изделия вместе. — Только про то, что молоты сгорели, а ты — жив…
— Оч-чень интересно, — сказал он, снова присаживаясь и пристально разглядывая путаницу из верёвочек, палочек и прочего. — И где же это я тут?
— Ты? Вот. — Она ткнула пальцем в алую тряпицу и, встряхнув полотно, принялась завёртывать «весточку».
Допеленать её Алият так и не успела. В отдалении послышался приглушённый мощный звук, хорошо знакомый обоим: это хлопнул и напрягся парус. Полотняный свёрток полетел на песок, Алият и Ар-Шарлахи вскочили, обернулись… Слегка припав на левое колесо и накренив отягощённые всеми парусами мачты, «Самум» уходил прочь. На север.
— Шакалы! — яростно взвизгнула Алият, кинулась было вслед, но тут же, опомнившись, остановилась. Пешком корабль не догонишь. Повернула к Ар-Шарлахи искажённое лицо, вскинула маленькие, крепко сжатые кулаки:
— Говорила же: останься!..
Ар-Шарлахи стоял, не шевелясь, и заворожённо смотрел вслед «Самуму». Это уходила жизнь. Что-то кричала Алият, но он её не слышал. Розоватая в крапинах позолоты, ободранная песчаной бурей корма пошатывалась на барханах и словно строила им гримасы, дрожа в восходящих струях раскалённого воздуха. Ветер развевал над барханами прозрачные знамёна вздымаемой колёсами пыли. Потом Ар-Шарлахи показалось, что на левом борту возникла какая-то сумятица, кто-то перевалился через ограждение и упал на песок, но на ноги так и не поднялся, даже когда оскаленный серп прошёл над головой. Должно быть, там, на «Самуме», шла серьёзная драка. Слух возвращался.
— Трусы!.. Трусы!.. — кричала вдогонку Алият. — Всё равно вам живыми не быть! Слышите?..
Да нет, не слышали, конечно. Команда, не посмевшая бунтовать открыто, гнала корабль, боясь даже оглянуться на страшного Шарлаха и неистовую Алият.
Ар-Шарлахи буквально заставил себя сделать первый шаг и, тяжело ступая, двинулся туда, где распластался, по-прежнему не поднимая головы, некто спрыгнувший за борт…
Да он и не мог поднять головы, командир зеркальщиков Илийза, по той простой причине, что лежал с перерезанным горлом. Должно быть, его застали врасплох: рана была единственной. Значит, не спрыгнул, а выбросили… И не его одного. Шагах в двадцати от Илийзы уткнулся лицом в бархан Ард-Гев. Этот, конечно, дрался до последнего: изрезанный белый балахон был пятнист от крови.
Ар-Шарлахи отпрянул, выпрямился и принялся растерянно озираться.
— Айчу высматриваешь? — услышал он сзади злобный смешок Алият. — Зря…
Оба вновь поглядели вслед удаляющемуся «Самуму». Он уже был далеко. У зыбкого горизонта дрожала и плавилась башенка розовато-серой кормы… Потом из отчаяния и ненависти выглянула и горько усмехнулась внезапная мысль, что бывшие матросики и каторжане многому научились у своего главаря. Важно вовремя нарушить правила. И всё. Действительно, зачем поднимать бунт против Шарлаха, когда можно без особых хлопот и риска взять и угнать корабль?.. Алият права: нельзя было покидать борт «Самума». Впрочем, что толку теперь жалеть!..
Плохо… Ах как плохо… Не дождавшись морской воды, Улькар в отместку расправится с Пальмовой Дорогой… И ничего уже не изменишь.
