Бекетов с Егором легли головами друг к другу. Так можно перешёптываться, из-за работающих движков, прочих сопровождающих идущее судно звуков с трёх шагов никто ничего не услышит. Да и некому подслушивать, рядом и сверху свои.
— Не нравится мне это дело, — сказал старшина, будто угадав настроение Юрия.
— И мне не особенно. Только паниковать рано.
— А кто паникует? Присмотреться надо. Давай прогуляемся. В гальюн давно пора, покурим, перетрём…
— …Я так соображаю, — говорил Егор, опершись спиной о переборку и посматривая в коридор, — везут нас на военном транспорте. С военной командой. Вопрос — почему и зачем?
— Это как раз не первый вопрос. У англичан с юасовцами тесный комплот, те до сих пор британского короля за главу государства признают, а собственный премьер — только глава правительства. Договора имеют о дружбе и взаимопомощи, вполне могли на попутный транспорт нашу бражку принять. Опять же, откуда мы знаем, чья это коробка? Может, как раз южноафриканская. Мне другое не нравится — обращение. Похоже, будто мы в Иностранный легион записались. Пока начальники ведут себя прилично, а в океан выйдем — объяснят, что почём. И куда денешься?
— Слышал я про такое. В натуре, завербованных переселенцев по-другому возят. Пусть хуже, но посвободнее. Никто бы в низы с палуб не загонял, что я, не знаю, что ли? И двери все задраены. Будто и вправду война.
— Вот-вот. Мне Хэмптон на что-то намекал. А если война — то с кем, кроме как с Россией? То-то и оно. И зачем мы в этом случае англичанам?
— Ладно, хватит самих себя заводить, — бросил окурок в железную коробку с песком Егор. — Давай лучше здесь оглядимся. Ты на подстраховке, а я полезу… — он указал на малоприметную овальную крышку люка между последней кабинкой гальюна и траверсной переборкой. — Как я соображаю, за ней коффердам[107]. Куда-нибудь он выведет, — и вытащил из кармана цилиндрический аккумуляторный фонарь в герметичном корпусе. На память со службы старшина прихватил. Бекетов знал, что светить такой фонарь может часов десять. И от судовой сети с почти любым напряжением подзаряжается.
— Сходи, поаккуратнее только.
Кому же ещё, как не трюмному старшине, разбираться, как и куда можно проникнуть по стальным лабиринтам, неизвестным даже большинству судовой команды.
— Сейчас, — Егор разулся, разделся до трусов.
— Эй, ты чего?
— А ты по трюма́м когда-нибудь лазил? Вернусь — посмотришь. Шмотьё у меня не казённое, другого не выдадут.
Юрий прикрыл за Егором крышку, на всякий случай снял с предохранителя прихваченный из сумки пистолет, сунул сзади под брючный ремень. Присел на край рундука с огнетушителями (кстати, в случае чего и они как оружие могут сгодиться), снова закурил, стал ждать.
Старшины не было долго. Несколько раз заходили в гальюн сонные мужики, не замечая Юрия, скрывающегося, заслышав стук шагов, в ближайшей душевой кабинке. Не выдержав гнёта неизвестности, пришёл и Николай. Стали ждать вместе, от нечего делать перебирая самые разные варианты ближайшего и отдалённого будущего. В том числе — как быть, если старшина не вернётся из разведки?
На этот раз он вернулся. Вылез, действительно перемазанный от рыжей макушки до пальцев на ногах ржавчиной, мазутом, ещё какой-то дрянью, замерзший и злой. Матерясь, направился в душ.
— Давайте, в две мочалки драйте, чтоб до утра управиться…
Управились даже раньше, хотя повозиться пришлось. Николай сбегал за фляжкой, заодно проверил обстановку. В кубрике было, условно говоря, тихо. Не считая храпа, сопения, сонного бормотания и прочих ночных звуков. Люди то и дело вставали, возвращались, отсутствие на месте трёх человек никого не интересовало. Даже близнецы спали, как дома.
— Тёмное дело, братцы, — сообщил Егор, как следует приложившись к горлышку и нашаривая в пачке сигарету. — На крейсере мы, и везут нас действительно хрен знает куда…
— Да брось, — не поверил Николай. — Откуда на крейсере такие кубрики? Свободные, на двести человек. Там людей где придётся рассовывают, штатный экипаж, бывает, по очереди в подвесных койках спит, и в батарейной палубе, и в торпедных отсеках…
— Кого учишь? — возмутился старшина. — Не веришь — сам сходи, — и начал рассказывать.
Через коффердам он добрался до вертикальной шахты и по скобтрапу спустился не в грузовой трюм какой-нибудь, а к поперечному мостику над полуоткрытыми тоннелями дейдвудных валов. Место показалось знакомым.
— Налево — трап, один или два марша до штормового коридора, а он упирается в румпельное отделение, так? — перебил его Николай.
— Точно, — слегка опешил Егор. — А что справа, угадаешь?
— Чего угадывать? Судя по твоей усмешке — подбашенное отделение. Снарядное или перегрузочное, смотря до какой палубы ты добрался. Только оно должно быть задраено…
— Хрена — задраено. Гулял я там, как по Приморскому бульвару. Было подбашенное, точно, а сейчас хрен знает что. Электромоторы какие-то, кабелей чёртова уйма, ящики всякие. Я выше поднялся, до зарядного и второго перегрузочного. Элеваторы демонтированы, везде сплошная электрика и электроника. Тебе бы посмотреть. Людей — никого. Дальше я не пошёл, голоса услышал. Вниз спустился до погребов главного калибра. Туда не полез. Со второй башней — то же самое. Хотел на верхнюю палубу выбраться, поглядеть, как там. Нет, передумал. Времени много прошло, и любая везуха — не бесконечная. Теперь давайте соображать, что к чему. Ты ведь, Николай, темнишь. Не электрик ты рядовой. Каплей, не иначе, по механической части. Только меня это не касается, чего под матроса косишь. Я в чужие дела не лезу.
Егор снова приложился.
— Думать — информации маловато, — ответил Николай, как бы пропустив слова старшины мимо ушей. — Мне бы вправду самому посмотреть. А пока что — ну, бывший крейсер. Имелись две кормовые башни главного калибра. Какого — неизвестно. Валов сколько?
— Четыре…
— Половину вариантов долой, но и оставшихся полно. Электроники, говоришь, много. Может, под ПВО перестроили, может — под корабль управления… Пошли спать. Утром наверх выпустят — посмотрим. Времени если хватит, завтра вместе прогуляемся.
Днём ничего интересного узнать не удалось. После завтрака, чисто английского, начали выпускать «на прогулку». По двум трапам сразу. Вышли на подобие не очень широкой, но длинной, почти до мидельшпангоута, лоджии. Военному моряку понятно, что под «прогулочные дворики» использовали казематы нижних плутонгов скорострельной артиллерии. Пушки демонтированы, а рельсы для снарядных беседок от горловины подачи до орудий остались. И, похоже, для чего-то используются и сейчас. Борта от верхней палубы до уровня бывших орудийных портов срезаны, получились просторные, открытые наружу твиндеки[108], тридцать метров в длину, четыре в ширину (Карташов шагами измерил). Если в другое время бывший крейсер десантников перевозит, можно здесь их тяжёлую технику размещать. Удобно, а вон и петли имеются, чтобы борта вровень с палубой наружу откидывать, вместо аппарели.
