— Грач! Берегись! Михальчук!
Крик дошел. Бауман оглянулся, отводя от лица плескавшееся под ветром полотнище знамени. Но человек уже поравнялся с пролеткой, перехватил двумя руками трубу, взметнул над головой… Извозчик взвыл, соскочил с козел, присел, укрываясь рукавом. Знамя в баумановской руке колыхнулось — и рухнуло…
Козуба бежал, стреляя на ходу. Сзади разом оборвалась песня. Женский дошел отчаянный вскрик:
— Сюда! На помощь, дружинники!..
Стоявшие у ворот бросились прочь, врассыпную. Следом за ними бежал, пригибаясь, виляя под пулями, низкорослый, приземистый, до глаз заросший щетиной давно не бритых волос Михальчук.
Козуба наклонился над телом. Глаза Грача были закрыты, над левой бровью слабо кровоточила глубокая рана. Грудь недвижна. Дыхания нет.
Проулок был уже залит толпой. Козуба поднял знамя. Блеснули перед глазами сотен рабочих золотые строгие буквы лозунга, перед которым бессильна смерть.
Всеобщей стачкой, бурей митингов, мощными демонстрациями, сбором средств на вооружение боевых дружин ответил московский пролетариат на злодейское убийство. По Москве гремел боевой клич большевиков: "Долой самодержавие!"
"Мщение, товарищи! Пора смести с лица русской земли всю эту грязь и гадость, позорящие ее, пора нам взяться за оружие для решительного удара.
Готовьтесь к вооруженному восстанию!.."
Два дня к зданию Технического училища со всех концов Москвы тянулись группы взволнованных, преисполненных гневом рабочих, студентов, учителей, врачей… Десятки тысяч прошли через Актовый зал училища, где стоял гроб с телом Баумана. Проходившие отдавали поклон революционеру. Росла горка монет, пожертвований на стоявшем рядом столике.
На третий день — 20 октября — состоялись организованные Московским комитетом РСДРП похороны большевика.
От тех дней, что стоит Москва, не видел город такой демонстрации. Доподлинно всю рабочую Москву собрал под большевистские знамена Бауман. Весь город был в тот день на улицах. Все до одного вышли заводы, фабрики и мастерские в колонны за красным гробом.
От Лефортова по Покровской, Елоховской, Ново-Басманной, через Красные ворота по Мясницкой, через центр, мимо университета, по Большой Никитской — на Ваганьково.
В голове колонны шли боевые дружины и Московский комитет РСДРП. Нескончаем был поток людей, знамен, венков. Когда голова процессии подходила к университету, у Красных ворот к колонне присоединились новые группы демонстрантов.
Царские власти поспешно убрали войска и полицию со всего пути следования процессии. Не осмелились показаться здесь и черносотенцы. И шепот шел по перекресткам, на которых толпились обыватели:
— Сколько их!.. Шестой час идут, а все конца нет… Вот не думал никогда, что столько их, рабочих…
— Си-и-ла!
На Театральной площади демонстрацию встретили делегации с венками от разных организаций, здесь были рабочие делегации и из других городов России.
Неожиданно, под крики «ура», к голове колонны присоединилась группа солдат-саперов.
И чем больше людей вливалось в процессию, тем чаще похоронный гимн сменялся революционными песнями и тем сильнее росло чувство несокрушимой мощи организованного пролетариата.
В этот траурный день, шествуя под красными знаменами, пролетарская Москва демонстрировала свою победную силу.
На кладбище, под березами, при чадном огне факелов мелькнуло в последний раз над раскрытой могилой спокойное, твердое лицо Баумана.
"Заслуги его велики, но не будем говорить о них… Сохраним светлую память о герое в наших сердцах… Будем такими же отважными, смелыми, беззаветными борцами за дело народа, каким был Бауман!"
Багровые отсветы ложатся от факелов на венки, на ленты, на склоненные знамена, на лица. Тихо под березами. И тихо над всей Москвой. Но тихо-предбоевой, грозовой тишиной.
Революция в России нарастала…
Как это говорится? (франц.)
Вот (франц).
Болтовня (франц.).
Цезура — ритмическая остановка.
Будем веселиться! (Слова из студенческой песни.) (лат.).
Ну что? (нем.).
Фамилия? Тут ведь написано! (нем.).
Что этот тип воображает? (нем.).
геологически (нем.).
По предложению жандармского полковника Зубатова, царская охранка организовала фальшивые "рабочие общества", в которых рабочим внушалось, будто царское правительство само желает помочь рабочим в удовлетворении их экономических требований.