Стоило мне переступить истертый монашескими сандалиями порог, я тут же понял, что совершенно напрасно заподозрил Гаспара в несанкционированной активности. Передо мной на застеленном походным шерстяным плащом топчане сидела мадемуазель Готье, вновь сменившая женскую одежду на костюм мальчишки-подростка. Я оглянулся. Мой провожатый смотрел пристально, не упуская ни малейшей детали нашей встречи.
– Что это значит, Гаспар?! – Я сделал два шага вперед и размахнулся, словно желая влепить слуге оплеуху.
– Не бейте меня, гражданин майор! – затрещала Софи. – Вы же велели держать коня под рукой, а сами в фиакр, а я за вами… – Комедиантка закрыла лицо руками и заревела белугой. – А там это… – Плечи ее вздрагивали от всхлипов. – И тут они… А я не трогал ваши пистолеты, они сами выстрелили!
– Он что же, кого-то ранил? – Я повернулся к сопровождающему.
– Промахнулся.
– Я чему тебя учил?!
– Да я же только за рукоятки схватился, чтоб не упасть, когда ваш конь на дыбы встал!
Я влепил легкую затрещину не в меру завравшемуся мальчишке.
– Я думал, это разбойники! – слышалось сквозь рыдания. – Думал, они вас похитили, я спасти хотел…
– Простите моего бестолкового вестового. Он не столь любопытен, сколь верен.
По моим представлениям, слово «верность» в этом кругу должно было звучать своеобразным паролем.
– Располагайтесь, – буркнул проводник и скрылся за дверью.
– А вот бить не стоило! – убирая руки от сухого, как пустыня Гоби, лица, прошипела мадемуазель Готье.
– Следовать за мной – тоже. Тем более, что я даже не ударил, а так, слегка шлепнул.
– Я вам запрещаю меня шлепать по голове, для этого есть другие места. А головой я очень дорожу, поэтому и последовала за вами.
– Может быть, все же потрудитесь объясниться?
– Очень просто: через окно я увидела, что вы собираетесь отбыть из города. Затем к вам подбежал мальчишка, вы о чем-то переговорили и, оставив коня со всем добром, умчались в фиакре.
– Ну и что из этого?
– Виктор, я же понимаю, что вы с другом ведете свою игру, и, как уже говорила, хочу быть вам полезной.
– Даже так? На данный момент вы едва не погубили себя и меня.
– Ерунда, в крайнем случае, легко могла бы сказаться ревнивой возлюбленной. В конце концов, это почти правда.
– Меня радует это «почти».
– Пусть будет так. Итак, мой дорогой, как уже было сказано, раз ваша игра идет вразрез с планами нашего общего, недоброй памяти, патрона, я намерена присоединиться к ней. Надеюсь, если нам выпадет победа, она будет также и моей. Как я успела заметить, у вас, мой храбрый рыцарь, есть нелепая, пожалуй, даже постыдная для политика черта: вы умеете быть благодарным.
– Но как вы нашли меня?
– Не так уж это было сложно. Как вы знаете, я умею очень быстро переодеваться. Театр, сами понимаете. Правда, когда я спустилась вниз, фиакр уже скрылся из виду, но зато по улице шел тот самый мальчишка, чье имя вы столь любезно присвоили мне. Я подскочила к нему, запыхавшись, спросила: «Куда уехал гражданин майор?» Сказала, что у меня для него срочные новости. Он не то чтобы мне поверил, буркнул: «У зазнобы» – и пошел дальше. Расспрашивать смысла не было, но, помнится, Арман как-то ходил по названному вами адресу и потом рассказывал, что встретился там с весьма эффектной дамой. И поскольку других вариантов у меня все равно не было, я прыгнула в седло и направилась в Латинский квартал. Найти «Шишку» было нетрудно. Когда я отыскала ее, то увидела воз с винными бочками и возницу, прячущего вашу замечательную саблю под солому. – Она улыбнулась. – Согласитесь, был резон предположить, что вы находитесь где-то недалеко от своего клинка. Остальное и вовсе плевое дело.
– И все же вы попались.
– Ха! Если бы я не выстрелила в воздух, эти, с позволения сказать, неусыпные стражи прошли бы в пяти шагах от меня, не заметив. Но мне же надо было как-то попасть сюда. Не ломиться же в закрытые ворота?
– Хорошо, предположим. Что же вы намерены делать теперь?
– А что придется. Как я понимаю, вы уже нашли дофина?
– Почему вы так решили?
– Барон, не смешите меня. Деревенские олухи, составляющие местный гарнизон, несомненно, храбрые бойцы, но для тайной войны они годятся не больше, чем вы – для церковного хора. Эти вояки столько раз произнесли слово «Он» со священным трепетом в голосе – так могли говорить лишь о юном короле Франции или о самом Господе, внезапно сошедшем на землю. Так что, если не желаете, можете не подтверждать моих предположений. Давайте отбросим нелепые реверансы и поговорим о деле. Я готова действовать.
– Каким же образом, позвольте узнать?
– Как я понимаю, вы здраво оцениваете моего пылкого воздыхателя, генерала Бернадота. Сбросив клику болтливых корыстолюбцев, просто чтобы сохранить голову на плечах, военный министр не будет иметь представления, что делать с доставшейся ему властью. Именно на это рассчитывает Талейран, собираясь нацепить ошейник на гасконского льва. Вы, должно быть, планируете упредить хромого беса и предложить военному министру реставрировать монархию. Скорее всего, Бернадот, как все южане, падкий на титулы, ордена и прочие блестящие предметы, легко согласится на сделку. Тем более, что сладкоречивого хромца любить ему особо не за что.
– Вы упускаете из виду один факт, мой ангел.
– Какой же?
– Еще одного южанина, генерала Бонапарта.
– Но ведь у него, как вы сами говорили…
– Он снова во главе армии и, полагаю, если судьба и дальше станет ему благоволить, довольно скоро будет здесь. Талейран намерен столкнуть его с Бернадотом и, вероятно, предать военного министра, «коварного узурпатора», в угоду победоносному генералу Бонапарту. При любом раскладе монсеньор не захочет оставаться в тени. Он ведь Метатрон – указующий перст Божий! Все другие роли для него мизерны.
– Тогда что же?
– Пока я не могу дать однозначного ответа. Меня сейчас тревожит одно странное обстоятельство: в свое время человек, спасший дофина, пытался освободить из-под стражи короля, но его предали. Затем несколько раз готовил заговоры в надежде спасти королеву. И всякий раз ему мешало предательство. Сейчас ему вроде бы все удалось, но…
– Быть может, и нет, – тихо продолжила Софи.
* * *
Небольшие арабские суденышки, парусным вооружением напоминающие тартаны[60] Неаполитанского залива, облепили мощные, точно бычьи туши, корпуса британских линейных кораблей, спеша доставить на борт вино, фрукты и прочее продовольствие. Одна за другой лебедки поднимали затянутые дерюгой клетки. Босоногие, сухие, как галеты, загорелые александрийцы старательно опускали их на дощатые настилы.
