транспортов.
После этого, как по сигналу, начали активно работать сразу несколько японских станций беспроволочного телеграфа, забивая эфир плотными помехами, что сделало невозможным переговоры между судами по радио. Кроме того, створные огни, по которым ориентировались при выходе, после выстрелов и ракет погасли, как и было заранее оговорено, чтобы не привести японцев в Цусима-зунд по нашему следу.
Хотя приступ паники удалось преодолеть довольно быстро, все произошедшее казалось недобрым знаком. Хотелось скорее убраться отсюда подальше. После завершения формирования походного строя с крейсерами и миноносцами в голове, транспортами в середине и броненосцами в конце эскадра двинулась на север. Часть легких сил с Цусимы оставалась с ней, обеспечивая охрану, а «Олег» с миноносками, катерами и прочей не слишком мореходной мелочью пошел обратно, едва снова стали видны створные огни.
На «Орле», с которого тоже их разглядели, несколько удивились тому, что они открылись на полчаса раньше условленного срока после начала тревоги, но не придали этому значения. Поводов для беспокойства и без того хватало. Одно выстраивание походных шеренг ночью без огней, да еще и без радиосвязи, и их организованное продвижение в заданном направлении чего стоило! Оба номерных миноносца и единственный эсминец, остававшиеся при эскадре, загоняли как пастушьих собак, прежде чем получилось хотя бы похоже на то, чего хотели добиться.
Но тут снова появился повод для беспокойства. Спустя час на кормовых углах правого борта, там, где остался «Олег» и компания, взмыла ввысь тройная красная сигнальная ракета, означавшая требование показать фарватер. Ответом были красная и белая ракеты, прочертившие ночную тьму еще правее, уже откуда-то из глубины бухты Асо. А почти сразу после этого докатился приглушенный расстоянием грохот сильного взрыва, потом еще одного. На хронометре в рубке «Орла» в тот момент было 23:58.
После взрывов ни стрельбы, ни ракет не последовало. Сигналов тревоги также никто не видел, из чего сделали вывод, что это все же не нападение. Скорее всего, возвращавшаяся группа снова расстреляла плавающую мину, может, и не одну, или отклонилась с маршрута, выскочив за границы фарватера и зацепив тралами какую-то из многочисленных минных банок. Радио все так же не работало, световая сигнализация запрещалась, так что уточнить предположения возможности не было. Оставалось надеяться на лучшее и продолжать выполнение своей задачи.
Однако тревога не отпускала. Оказалось – не напрасно. Не прошло и часа, как сигнальщики крайнего левого в шеренге броненосцев «Александра» заметили низкую тень, скользившую поперек курса слева направо. Стрелять было уже поздно. Прежде чем успели переложить руль, уходя от столкновения, таранный шпирон вломился в борт небольшого пароходика, моментально перерубленного пополам впереди его мостика. Оба обрубка, отброшенные в стороны скулами широкого корпуса, очень быстро затонули. Подошедший к месту столкновения «двести шестой» успел подобрать из воды только трех человек в гражданской одежде, оказавшихся японскими моряками. Всех немедленно доставили на флагман.
С их слов стало известно, что под форштевень «Александра» угодило дозорное судно «Мияко-мару» № 3, отправленное в пролив из Мозампо для разведки после обнаружения в нем световой сигнализации. Есть ли в море другие дозорные суда, спасенные не знали. Но, скорее всего, да. На такой случай в Фузане держали в готовности целый отряд. Про японские крейсера и миноносцы новые пленные в один голос твердили, что не видели в Мозампо ни их самих, ни приданных им судов обеспечения уже больше недели. Однако в такое счастье совсем не верилось. Какой тогда был смысл гнать в море дозоры? Спокойное плавание закончилось, так и не начавшись.
С «Орла» отмигали ратьером условный сигнал, предписывавший принять на два румба влево, увеличить ход до 12 узлов и разомкнуть строй для облегчения маневрирования в случае атаки. Хотя японец явно не успел никого оповестить, опасались нарваться на какой-нибудь засадный отряд, способный в подобной ситуации отстреляться минами в упор. Будучи более проворными, чем старый каботажник, миноносцы вполне могли успеть перекрыть уже весь пролив.
Скоро стало ясно, что для «Александра» столкновение тоже не прошло бесследно. В носовых отсеках открылись течи. Причем, судя по тому, что вода появилась даже в крюйт-камерах первой башни, довольно значительные. Трюмные осматривали пострадавшие отсеки изнутри, вскоре предоставив на мостик весьма неприятный рапорт.
Самое скверное заключалось в том, что ремонтная деревянная накладка на участке борта, поврежденном еще при прорыве во Владивосток в середине мая торпедой с японского миноносца, оказалась сильно деформирована.
Она сдвинулась со своего места и раскололась в нескольких местах. Набегающий поток воды теперь загоняло под нее и в разошедшиеся стыки стальных листов, закрывавших ее сверху.
Форма обводов корпуса изменилась, из-за чего броненосец начал рыскать на курсе, а вскоре, по мере обрыва болтов, и терять отваливавшиеся части всей этой конструкции. При этом в борту за ней появлялись все новые отверстия, тут же отмечавшиеся тонкими струями воды, или едва заметные щели между раскачавшимися листами обшивки, начинавшие все обильнее сочиться во внутренние помещения в носу. Конечно, живучести столь крупного корабля, предназначенного для линейного сражения, такие мелочи пока еще не угрожали, тем не менее были достаточно тревожны. Вдобавок один из крупных деревянных обломков с кусками железа угодил под винт, судя по всему, погнув лопасть.
Когда рассвело, стало хорошо видно, что скула броненосца представляет собой печальное зрелище разлохмаченного скрежещущего металла, сверкавшего оголенной суриковой грунтовкой родного борта, проглядывавшей сквозь прорехи частично выкрошившейся накладки. К этому времени ее остатки уже активно срубали, чтобы не мешали движению, но на таком ходу спуститься к поверхности воды для завершения работы было невозможно.
Поскольку быстро раздвигавшийся в стороны горизонт оставался пустым, следовательно, опасность атаки миновала, Иессен распорядился застопорить ход и заняться исправлением повреждения. Миноносцы подошли к борту «Александра», оказывая помощь. Все, что срубалось, рушилось в воду и тут же шло ко дну. Только брусья и остатки досок разносило в стороны волнами.
Работы заняли более двух часов. Все, что поднялось над водой после предпринятого затопления части кормовых отсеков и коридоров противоположного от заделки борта, удалили, максимально сровняв край того, что осталось. За это время, воспользовавшись стоянкой, подручными средствами удалось заделать часть дыр от выпавших и срезанных заклепок и болтов да прочеканить или законопатить ослабшие швы обшивки. Погреба теперь удавалось содержать в сухости, но полностью откачать воду из остальных отсеков все еще не могли. Носовые плиты главного броневого пояса, не прилегавшие к шпангоутам после торпедного попадания почти пятимесячной давности и дополнительно укрепленные на заводе, сейчас тоже раскачались и ослабли, и могли свалиться со своих мест даже просто от ударов крупных волн. Получалось, что старый полусгнивший «Мару» в неполных
