Но веселиться было еще рано. Второй немец, хоть и ошарашенный выбытием из игры напарника, рванул за Пашей.
"Ну что, поиграем", — уже весело хмыкнул лейтенант. Он набрал высоту, разглядел силуэт удирающего транспортника. На фоне неба отчетливо видна хвостовая турель.
"Так, так, так, — Говоров прищурился. — Ага". Плавный разворот, и вот уже он настиг самолет командующего. Немец, похоже, сообразил, что странный русский не стреляет вовсе не из пацифистских настроений, и настигал его, почти не заботясь о защите. Очередь прошла мимо, но заставила Павла кинуть самолет в небольшой вираж. Слава богу, у стрелка достало ума сообразить, зачем истребитель выводит вражескую машину под стволы его пулемета. И едва Паша проскочил мимо, выжал курок. «Ганс» влетел в веер разрывных конфетти, словно волан в ракетку. Двигатель захлебнулся. Фонтанчики искр уползли на стекло кабины и прочертили фюзеляж. Взрыв разметал вражеский самолет. Мелькая черными пятнами крестов, обломки закувыркались к земле.
"Вот и ладушки, — вытер Павел мокрое лицо. — Даже не замерзли".
Остаток пути до аэродрома подскока летели уже без происшествий…
Посадив машину на полосу маленького полевого аэродрома, Павел вылез из кабины и застыл, стоя на лопасти. К месту, где замер его ЛаГГ, мчался автомобиль. Открытый кузов полуторки болтало на кочках, однако, отчаянный водитель не сбавляя хода, подлетел к самому капониру.
— Эй, летчик, ко мне, — заорал из кабины пассажир. "Явно, старший офицер, — разглядел Павел. Несмотря на строгий приказ, носить петлицы только защитного цвета, офицеры знаки различия так и не поменяли. — Ого, две шпалы", — наконец, разобрал лейтенант. Кое-как стянув сбрую, извернулся и соскочил на пыльную траву.
Подошел к стрекочущему двигателем грузовичку. — Лейтенант Говоров, сопровождал… — начал он доклад.
Но командир заорал, срывая голос: — В кузов, лейтенант! Командующий приказал доставить, срочно! Бегом, я сказал! — не выдержал служака, видя, что летчик не торопится. Едва Павел свалился в кузов, как машина прыгнула вперед. — Чего это они? Сбесились? — недоумевал летчик, трясясь на грязных досках кузова.
Войдя в кабинет, увидел своего спасителя, сидящего за столом, над которым висел привычный портрет.
— Ну? — встретил генерал появление авиатора гневным рыком. — Что это за фортели? Тебе доверили, а не в цирке выступать… — разъяренный командарм вдохнул воздуха, собираясь продолжить разнос.
— Разрешите доложить… — рискованно вклинился Говоров. — В связи с отсутствием боезапаса, вынужден был принудить одного нападающего выйти из боя, а второго подвел под пулемет «Дугласа».
— Как отсутствия?.. — не веря ушам, эхом повторил генерал.
Говоров замер, не считая нужным добавлять ничего в свое оправдание. Он и так сделал гораздо больше, что мог, и вины за собой не видел.
Похоже, и до собеседника начала доходить причина выходки его защитника. Он снял фуражку, смахнул с козырька невидимую пылинку и вкрадчиво, тихим и проницательным голосом, спросил: — А почему? Кто проверял?
Павел, который точно помнил — перед вылетом оружейник доложил, что боезапас загружен, оружие в порядке — промолчал. Его обязанность была принять доклад. А не лазить по люкам, что, кстати, было бы грубейшим нарушением устава. И тут вспомнил, что на подходе к самолету видел, как от машины удаляется сутулая фигура. Но предвкушение вылета не позволило сопоставить. И только теперь воспоминание подсказало: "Особист. Точно. Как он не узнал сразу? Непонятно. Но говорить о подозрениях генералу? Глупо.
Факт, что боезапас не загрузили, а почему — это пусть у начальства голова болит. Кто знает, может опер, расстроенный, что его добыча ускользнула, решил напакостить. А приказать оружейнику выгрузить боезапас, не сложно. Тот выполнит и голову забивать не станет, зачем?"
Генерал выжидательно замер. — Думаешь, это тебе свинью подложили? — наконец, поинтересовался он. — Тогда, я могу лишь аплодировать. Ты, паренек, ас. Без шуток. Но вот в полк тебе не стоит возвращаться. Передай самолет механикам, а сам шагай в мой «Дуглас». Скажешь адъютанту, пусть оформит.
— Стоп, сглупил. Сам распоряжусь. В общем, иди в хвостовой салон и отдыхай. А в Москве, если все будет нормально, мы тебе должность подыщем… Я добро помню, — генерал помолчал. — И еще, сам того не зная, кое в чем помог. Долг отдать, — пробормотал он негромко. — Ступай, лейтенант. Спасибо.
Генерал взял в руки папку с документами и сделал пометку.
Говоров проследовал из штаба на аэродром.
"Вот тебе и здрасте, — удивленно размышлял он. — Как все завертелось? Словно нагадал кто?" — он вдруг вспомнил свою, уже порядком забытую, беседу в пустом селе.
Нужно ли говорить, как дико смотрелась его запыленная фигура, в унтах, свитере, и подранной кожанке, в салоне транспортного самолета высшего командования. Чехлы на сидениях, ковровые дорожки, лощеный адъютант в сияющих самоварным блеском хромовых сапогах, с открытой простецкой улыбкой и внимательным взглядом профессионального стукача. Однако, доложив о распоряжении генерала, Павел, не обращая внимания на взгляды штабных попутчиков, уселся в кресло и тут же заснул. Сказалось неимоверное напряжение последних дней.
Проспал Павел до самой Москвы. Адъютант вручил направление в штаб ВВС и сунул конверт: — Вот, держи. Генерал распорядился отдать. После, после, — остановил собравшегося раскрыть бумаги Павла. — Сейчас уже в ангар потащат. Топай в ДС, а оттуда на попутке.
Москва встретила дождем. Нудный, совершенно осенний, слякотный дождь зарядил на весь день.
— Утро стрелецкой казни, — буркнул летчик, запахивая воротник потертой летной кожанки. Вид, что и говорить, не столичный. Пока добрался до штаба, три раза цеплял патруль. Но обошлось.
Седой, похожий на присыпанную мукой амбарную крысу, каким-то чудом нацепившую гимнастерку старшего комсостава, кадровик недовольно просмотрел отношение.
Опытный крючкотвор верхним чутьем уловил необычность дела. Ему совсем не хотелось заниматься им. А вопрос при всей своей кажущейся простоте требовал осторожности.
"Когда, скажите, было, чтоб какой-то лейтенантишка направлялся в кадры ВВС и не только без сопроводиловки и личного дела, а и даже без аттестата. Чудеса. Но вот подпись. Эта подпись знающему человеку говорила о многом. Фамилия, еще совсем недавно опального героя событий на озере Хасан, неожиданно восстановленного в прежней должности, командарма дорогого стоит. Этот генерал и в прежние времена славился своей решительностью и способностью идти в достижении цели напролом, а теперь и подавно. Зачем-то он принял участие в судьбе простого летчика? И что сейчас делать? Положить дело в долгий ящик? А если завтра он решит проверить, как выполнено распоряжение? Отправить в войска? Тоже не хорошо. Он его из боевой части выдернул, а я назад? Не годится, — полковник звякнул юбилейной медалькой, доставая из стола реестр. — …Вот что, выпишу я этому выскочке направление в училище. Точно? пусть опыт передает. Место теплое и от фронта далеко. Решено".
