– Ни за что! Даже если мне придется принять христианство, чтобы этому помешать! – бушевала Игрейна. – Ты думаешь, я позволю тебе злоумышлять против жизни моего ребенка, как ты злоумышляла против меня?
– Спокойно, Игрейна, – вступился Мерлин. – Ты свободна, как свободно любое дитя Богов. Мы пришли просить, а не требовать. Нет, Вивиана… – возразил старик, предостерегающе поднимая руку, когда Владычица попыталась было его прервать. – Игрейна – не беспомощная игрушка судьбы. И тем не менее, сдается мне, когда она узнает все, в выборе она не ошибется.
Моргейна капризно завозилась на коленях, Вивиана принялась напевать ей что-то вполголоса, поглаживая волосы. Малютка затихла, но Игрейна, метнувшись вперед, выхватила ребенка, злясь и ревнуя: стараниями Вивианы девочка успокоилась, словно по волшебству! Дочь вдруг показалась молодой женщине чужой, незнакомой – как если бы за то время, что малышка провела на руках у Вивианы, она безвозвратно изменилась, запятнала себя чем-то и уже не принадлежит матери всецело и полностью. У Игрейны защипало в глазах. Моргейна – это все, что у нее есть, а теперь и девочку у нее отбирают: Моргейна, подобно всем и каждому, уже подпала под обаяние Вивианы, а обаяние это любого превращало в беспомощное орудие ее воли.
В сердцах Игрейна резко прикрикнула на Моргаузу, что по-прежнему сидела у ног Вивианы, склонив голову ей на колени.
– Моргауза, а ну, вставай и ступай к себе; ты уже почти взрослая, нечего вести себя под стать балованному ребенку!
Моргауза подняла голову, отбросила с прелестного, недовольного личика завесу рыжих волос.
– А зачем ты выбрала для своих замыслов Игрейну, Вивиана? – проговорила она. – Она не желает иметь с ними ничего общего. Но я – женщина, и я тоже – дочь Священного острова. Почему ты не избрала для Утера Пендрагона меня? Почему бы мне не стать матерью короля?
– Ты готова безрассудно бросить вызов судьбе, Моргауза? – улыбнулся Мерлин.
– А с какой стати выбрали Игрейну, а не меня? У меня-то нет мужа…
– В будущем у тебя – могущественный муж и много сыновей, но этим, Моргауза, изволь удовольствоваться. Ни мужчине, ни женщине не дано прожить чужую жизнь. Твоя судьба и судьба твоих сыновей зависят от Игрейны. Более ничего сказать не могу, – ответствовал Мерлин. – И довольно, Моргауза.
Стоя с Моргейной на руках, Игрейна почувствовала себя увереннее.
– Я пренебрегла долгом гостеприимства, сестра моя и лорд Мерлин, – глухо проговорила молодая женщина. – Мои слуги проводят вас в гостевые покои, принесут вина, воды для омовения, а с заходом солнца подадут ужин.
Вивиана встала. Голос ее звучал сухо и церемонно, и на какой-то миг Игрейна испытала несказанное облегчение, вновь почувствовав себя хозяйкой в своем доме: не беспомощным ребенком, но супругой Горлойса, герцога Корнуольского.
– Так на вечерней заре, сестра.
Вивиана и Мерлин многозначительно переглянулись, и от внимания Игрейны это не укрылось. Взгляд жрицы говорил яснее слов: «Оставь пока, я с ней управлюсь, мне не впервой».
Игрейна почувствовала, как лицо ее застывает железной маской. «Да уж, ей и впрямь не впервой. Но на сей раз она просчитается. Однажды я исполнила ее волю: я была ребенком и сама не знала, что делаю. Но сейчас я выросла, я – женщина, и вертеть мною уже не так просто, как несмышленой девчонкой, которую она отдала в жены Горлойсу. Теперь я буду поступать по-своему, а не по слову Владычицы Озера».
Слуги увели гостей, Игрейна, возвратившись в собственные покои, уложила Моргейну в постель и захлопотала, засуетилась над девочкой, снова и снова прокручивая в голове услышанное.
Утер Пендрагон. Она никогда его не видела, но Горлойс без умолку разглагольствовал о его доблести. Утер приходился близким родичем Амброзию Аврелиану, королю Британии, как сын его сестры; но в отличие от того же Амброзия Утер был бриттом до мозга костей, без малейшей примеси римской крови, так что и валлийцы, и Племена шли за ним, не колеблясь. Надо думать, в один прекрасный день Утер станет королем. А ведь Амброзий уже не молод, стало быть, этот день недалек…
«А я стану королевой… О чем я только думаю? Неужто я предам Горлойса и свою собственную честь?»
Игрейна вновь взялась за бронзовое зеркало. Позади нее в дверях стояла сестра. Вивиана сняла штаны для верховой езды и надела свободное платье из некрашеной шерсти; распущенные волосы падали на плечи, мягкие и темные, точно черная овечья шерсть. Она казалась совсем маленькой, хрупкой и такой старой, а глаза… так глядели глаза жрицы в пещере посвящения много лет назад, в ином мире… Игрейна поспешила отогнать докучную мысль.
Вивиана подошла вплотную, привстала на цыпочки, коснулась ее волос.
– Маленькая моя Игрейна. Впрочем, уже не такая и маленькая, – ласково проговорила она. – А знаешь, маленькая, это ведь я выбрала для тебя имя: Грайнне, в честь Богини костров Белтайна… Когда ты в последний раз прислуживала Богине на Белтайн, Игрейна?
Уголки губ Игрейны самую малость приподнялись в подобии улыбки, чуть приоткрыв зубы.
– Горлойс – римлянин и христианин в придачу. Ты всерьез полагаешь, что в его доме соблюдают обряды Белтайна?
– Нет, наверное, – отвечала Вивиана, забавляясь. – Хотя на твоем месте я бы не поручилась за то, что твои слуги не ускользают из дома в день середины лета, чтобы разжечь костры и возлечь друг с другом под полной луной. Но лорду и леди, стоящим во главе христианского дома, такое заказано; только не на глазах у священников и их жестокого, чуждого любви Бога!
– Не смей говорить так о Боге моего мужа, Бог есть любовь, – резко оборвала ее Игрейна.
– Это ты так говоришь. Но не он ли объявил войну всем прочим Богам, не он ли убивает всех тех, кто отказывается ему поклониться, – возразила Вивиана. – Сохрани нас судьба от такой любви со стороны Бога! Я могла бы воззвать к тебе во имя принесенных тобою обетов и заставить тебя исполнить то, что я прошу, от имени Богини и Священного острова…
– Ну надо же! – саркастически бросила Игрейна. – Вот теперь моя Богиня велит мне стать шлюхой, а Мерлин Британии и Владычица Озера готовы поработать сводниками!
Глаза Вивианы вспыхнули, она шагнула вперед, и на мгновение Игрейна решила, что жрица отвесит ей пощечину.
– Да как ты смеешь! – проговорила Вивиана, и, хотя голос ее звучал не громче шепота, по комнате прокатилось эхо, так что Моргейна, уже задремавшая было под шерстяным пледом, села в постели и, внезапно испугавшись, заплакала.
– Ну вот, ребенка моего разбудила… – посетовала Игрейна и, присев на край кровати, принялась убаюкивать девочку. Постепенно с лица Вивианы схлынул гневный румянец. Она опустилась на кровать рядом с Игрейной.