Даже в сумерках, когда на берегу начинали загораться костры, на которых готовили пищу, мели, окружающие гавань, были отчетливо видны, и прибывающие лодки и корабли то и дело меняли курс, держась темной воды, на своем пути из открытого моря к поселению Нью-Провиденс. Большинство суденышек, принадлежащих жителям поселка, уже встали на ночь на якорь либо прямо в гавани, либо вдоль обветшавшей пристани, однако же большинство лодок просто вытащили на берег. В этот час запахи человеческого жилья соперничали со свежим морским бризом, ибо к обычной вони смеси смолы, серы, протухшей еды и бесчисленных гальюнов присоединялись ароматы неумелой готовки: горелых перьев, поскольку обитателям острова было лень ощипывать цыплят, жутких рагу, в которые щедрая рука накидала побольше ворованной мяты и китайской горчицы, чтобы отбить вкус несвежего мяса, а также странные пары, образовавшиеся в результате смелых и временами даже взрывоопасных экспериментов в приготовлении пунша.
Бенджамен Харвуд забрал свою дочь и Лео Френда с «Кармайкла» четырьмя часами раньше, вскоре после того, как корабль после долгого лавирования все-таки вошел в гавань, и задолго до того, как пираты принялись килевать судно. Он окликнул первую же шлюпку, которая подошла к борту, и потребовал, чтобы его перевезли на берег. Ему не только повиновались, но, как показалось Шанданьяку, его узнали.
И теперь «Кармайкл», завалившись на один борт, лежал на боку, удерживаемый канатами, привязанными к мачтам и продетыми под килем, привалившись всеми ста десятью футами корпуса к песчаному берегу глубокого заливчика в ста ярдах от скопления палаток и хижин, а Шанданьяк плелся туда по берегу в компании пиратов, пошатываясь не только от непривычного ощущения земной тверди под ногами, но и от усталости, поскольку пираты с детской непосредственностью посчитали, что как новый член команды он должен работать за двоих.
– Ах, черт меня побери, – заметил щербатый парень, шагавший рядом с Шанданьяком, – мой нос чует свеженькую жратву.
Шанданьяк уже успел узнать, что парня звали Скэнк. Заваленный набок корабль за их спинами натужно скрипел шпангоутами и канатами, а птицы – по крайней мере Шанданьяк предположил, что это птицы, – протяжно кричали и возились в сумрачных джунглях.
– Свеженькая, это верно, – кивнул Шанданьяк. Судя по багровым сполохам впереди, запахам и многоголосым крикам, предстоящий обед был, по всей видимости, не просто свеженьким, но еще даже и не пойманным.
Слева над кронами пальм показался округлый скальный выступ.
– Форт, – ткнул пальцем в темноту щербатый спутник Шанданьяка.
– Форт? – Шанданьяк прищурился и различил стены и башню, сложенные из того же камня, что и сама скала. Даже отсюда, с берега, он мог различить проломы в неровной линии стен. – Вы что, выстроили здесь форт?
– Не-а, испанцы. А может, англичане. Они все считают его своим собственным. Не сосчитать, сколько раз он переходил из рук в руки, но когда Дженнинг нашел этот остров и решил основать здесь пиратский городок, там отыскался один-единственный житель – выживший из ума старикан. Англичане считают, что теперь форт принадлежит им – король Георг даже присылал сюда парня с помилованием для каждого, кто перестанет пиратствовать и займется мирным трудом: земледелием или еще чем добропорядочным. Да только и это все не надолго.
Они пробирались между кострами, огибая кучки людей, расположившихся на песке. Большинство из них опирались спинами на бочки и обломки мачт, воткнутых в землю. Люди выкрикивали приветствия новоприбывшим, размахивая бутылками и подгорелыми кусками мяса. Шанданьяк нервно оглядывал освещенные пламенем лица, с удивлением обнаружив, что около четверти населения острова составляли женщины.
– «Дженни» стоит на якоре вон там, – сказал Скэнк, махнув в темноту. – Они уже должны были развести огонь и, если повезло, найти, что бросить в котел.
Земля по-прежнему ощущалась Шанданьяком, как раскачивающаяся под ногами палуба, и, перешагивая через кучу песка, он споткнулся. Джону удалось сохранить равновесие, однако он неловко выбил куриную ножку из рук одной женщины.
Господи Иисусе, в ужасе подумал он.
– Простите… – пробормотал Шанданьяк. – Простите, я…
Но женщина лишь пьяно расхохоталась, схватила другой кусок мяса с блюда, казавшегося сделанным из золота, и что-то неотчетливо выкрикнула на смеси французского и итальянского. Шанданьяк был почти уверен, что она пригласила его заняться любовью, однако сленг был непривычен, да и грамматика изрядно хромала.
– Э-э-э, – поспешно обратился он к Скэнку, восстанавливая равновесие. – «Дженни»?
– Да шлюп же, на котором мы брали ваш «Кармайкл», – пояснил молодой пират. – Ara, – добавил он, вглядываясь вперед, когда они поднялись на гребень следующей дюны, усыпанной мусором. – Они уже поставили на огонь котел с морской водой и даже успели туда что-то кинуть.
Скэнк тяжело припустил рысью, меся песок. Вслед за ним устремились и остальные люди Дэвиса. Шанданьяк последовал за ними более медленно. Да, на берегу действительно пылал огонь и на поленья был водружен огромный котел, край которого доставал человеку до пояса. Шанданьяк разглядел несколько обезглавленных выпотрошенных кур, никак иначе не обработанных, их со всплеском кинули в котел. Затем из тьмы, пошатываясь, появился один из пиратов и выплеснул туда же ведро бурой жидкости с плавающими в ней комками чего-то. Усилием воли Шанданьяк подавил позыв к тошноте, а потом улыбнулся своей реакции: похоже, пиратов он боялся куда меньше, чем их еды.
Какой-то коренастый старик, лысый, однако с бородой, торчащей в стороны, как крона пальмы, перегнулся через костер, запустил татуированную руку в похлебку и принялся помешивать ее.
– Еще не нагрелось толком, – недовольно пробурчал он. Он вытащил мокрую курицу, отступил в сторону и впился зубами в крыло. Зрелище белых перьев, перепутавшихся с прядями бороды, поразило Шанданьяка. И даже сквозь гул всеобщей болтовни Шанданьяк ясно расслышал, как хрустнули кости курицы. – Ага, похоже, уже начинает приобретать вкус, – решил пират, швыряя тушку обратно в котел.
– Давайте споем, – крикнул кто-то, – пока дожидаемся ужина.
Раздались одобрительные возгласы, но тут в освещенный круг ступила ухмыляющаяся фигура.
– К черту песни, – рявкнул Филип Дэвис, глядя прямо на Шанданьяка. – Давайте устроим кукольное представление.
Насмешка, прозвучавшая в голосе пирата, заставила Шанданьяка вспыхнуть. Может, Дэвис и шутил, но другие пираты восприняли его слова с энтузиазмом.
– Это точно! – заорал пират, единственный уцелевший глаз которого едва не выскочил из орбиты от возбуждения. – Этот парень с «Кармайкла» умеет управлять марионетками! Он покажет нам представление, правда ведь?
– Он покажет, – пьяно рыгнул толстяк, сидевший у костра неподалеку. – Он покажет или… я пну его в задницу. – И он с яростью потряс кулаком, грозя пустоте.
Все остальные присоединились к этому мнению и уже через секунду Шанданьяка довольно грубо выпихнули на освещенный участок перед толпой.
– Что… но… – Он огляделся по сторонам. Пустая угроза пьяницы, похоже, на самом деле была совсем нешуточной, и ему живо припомнилась страшная обыденность гибели Чаворта.
– Так ты показываешь или нет, парень? – с издевкой поинтересовался Дэвис. – В чем дело? Твой балаган слишком хорош для нас, да?
Какой-то негр, выкатив глаза, ткнул пальцем в Шанданьяка:
– Он обозвал меня собакой!
– Подождите! – громко сказал Шанданьяк, вскидывая руку. – Погодите-ка. Я устрою вам представление, но мне нужны э-э-э… нитки, крепкая игла, острый нож и кусок мягкого дерева… ну, скажем, величиной с трехгаллонный кувшин Несколько пиратов вскочили с радостными воплями.
– Да, – добавил Шанданьяк уже более уверенно, – и несколько кусков материи и маленькие гвозди. И еще, я вот смотрю, вы тут передаете друг другу бутылки, как там насчет выпивки для кукольника?
Несколькими минутами позже он уже сидел, нагнувшись над куском дерева, по очереди то работая, то отхлебывая из бутылки действительно очень хороший бренди. Выстругивая торс, конечности и голову куклы из куска пальмового ствола, он размышлял, что же может прийтись по вкусу этой разношерстной публике. Шекспир явно отпадал. Правда, была парочка скабрезных диалогов, которые иногда исполнял в трактирах его отец, когда полагал, будто его маленький сынишка отправился в постель. Шанданьяк подозревал, что эти сценки составляли значительную часть репертуара старика в годы до того, как немецкое духовенство ввело запрет на участие актеров в представлении. Если Шанданьяку удастся припомнить хотя бы один из них, то представление пройдет на «ура».
С мастерством, о котором он, казалось, давно забыл, Шанданьяк вырезал грубые, но выразительные лица. Затем он нарезал несколько полосок ткани, которые прибил к рукам и ногам кукол, чтобы сделать их подвижными. Из больших кусков ткани выкроил одежду. Ему потребовалось не больше минуты, чтобы соединить все это и прикрепить веревочки к головам, рукам, коленям и спинам марионеток, а другие концы – к небольшой крестовине. Управлять одновременно двумя куклами – дело сложное, ему пришлось отказаться от отдельного стержня, двигавшего ногами, но он давно уже научился дергать за веревочки, идущие к коленям марионеток. большим и указательным пальцами.
