— В крепости это было легче сделать, — задумчиво проговорил Каранадис, переводя взгляд на качавшуюся палубу корабля и пропуская мимо ушей постоянные упоминания своих соплеменников. Это для Ларина все греки были на одно лицом. А на самом деле греки считали своими только тех, кто родился в их городе. Все остальные были так, седьмая вода на киселе. Дальняя родня, что объединялась только в случае общей угрозы. Но сейчас наступил как раз один из таких случаев, не для Каранадиса, конечно. Ему и здесь было хорошо.
— Там можно было пускать ракеты с высоты, — поделился опасениями оружейник, — не долетит, так упадет на головы. Все равно разрушения будут.
— А то я без тебя этого не понимаю, умник, — ухмыльнулся Леха, хлопнув себя по бедру, — для чего мы, по-твоему, всю конструкцию почти на самом носу установили?
— Опасно, — продолжал гнуть свою линию Каранадис, посмотрев вперед, — если нам придется таранить корабли, все это может рухнуть в воду.
— Не беспокойся, — озадачил его адмирал, поглаживая шершавые снаружи стволы своей первой ракетной установки, смотревшие строго вперед по курсу, — прежде чем мы начнем таранить греческие корабли, твоя установка выпустит по ним все зажигательные горшки.
Каранадис молчал, размышляя. А Леха обошел вокруг их совместное детище, связанное из дерева и прутьев. Стволов, установленных на массивном основании из балок, было четыре. А боезапас состоял из пяти ракет, покоившихся в ящиках неподалеку.
— Как закончишь крепить, заряжай все четыре горшка, — закончил наставления адмирал, вглядываясь в излучину реки, — мы начнем это сражение залпом наших ракет.
— А что делать с пятым? — уточнил грек, кивнув на ящики.
Ларин на секунду задумался, потом перевел взгляд на «катюшу» и проговорил:
— Оттащи подальше, ко второй мачте, и поставь между баллистами. Целее будет.
Греку не очень понравился тон, которым адмирал это сказал, но делать было нечего. И он снова ушел в работу. А Ларин не торопясь отправился на корму, обходя по дороге расчеты баллист и проверяя боеготовность корабля. На верхней палубе сейчас скопилась масса народа, — не считая артиллеристов и моряков, у бортов уже выстроились морские пехотинцы, поблескивая в лучах утреннего солнца своими чешуйчатыми панцирями. Все они, по скифской традиции, что отличало их от тех же греков, кроме мечей были вооружены еще и луками. Именно пуская стрелы, они начинали абордажный бой.
Пробравшись на корму, Ларин невольно бросил взгляд назад, где шли основные силы. Восемь триер бороздили таранами волны реки, позади которых вторым эшелоном атаки шли биремы, доверху нагруженные солдатами. Адмирал был уверен — конница конницей, но без десантной операции не обойдется. Наверняка греки понастроили на берегу каких-нибудь укреплений. Больших городов по этому руслу не имелось, так — деревни и поселки, укрупнявшиеся по мере приближения к морскому побережью. Зато они попадались по другому руслу, но Ларин и не надеялся, что Арсаку в одиночку удастся отогнать греков до моря.
«Сможет там устроить хорошую драку, чтобы греки не перебросили свободные силы, и то ладно. Солдат для этого у него достаточно. Конница поможет. Остальное сами сделаем, — подумал Леха, чуть задержавшись взглядом на двух триерах у дальнего берега. В трюмах этих кораблей находилась катапульта Архимеда, разобранная на части и заботливо прикрепленная, — а до этой штуки еще дойдет черед. Дайте, как говорится, срок».
Неожиданно с носа квинкеремы раздался вопль впередсмотрящего матроса, за которым приглушенный ропот прокатился по кораблю, на десятки голосов повторяя тоже самое слово:
— Греки!
Ларин мгновенно развернулся и бросил взгляд вперед. Из-за поворота реки, которая огибала сильно выдававшийся мыс, показались греческие триеры, пять кораблей, перегородившие самое узкое место реки. На берегах с обеих сторон копошились пехотинцы, облепившие валуны,
— Приготовиться к бою! — приказал адмирал Токсару. — Сообщи нашим триерам, чтобы выдвигались вперед. Пусть следят за моим сигналом. Как только загорится первый корабль, пусть атакуют остальные.
Токсар кивнул, а Ларин вновь устремился на нос корабля, пробираясь через расступавшихся перед ним морпехов.
Когда квинкерема прошла еще метров сто и стало видно чуть дальше, Леха заметил, что за строем греческих кораблей находился не то мост, не то наплавная переправа, устроенная тем же сиособом, что и скифская. Там тоже виднелись солдаты, суетившиеся вокруг баллист, установленных прямо на деревянный настил. А на берегу скопилось множество конницы. Русло в этом месте сильно сужалось, правда, затем снова становилось шире. Но о том, чтобы пройти это узкое место без боя и речи не было.
— Две линии. Глубоко эшелонированная оборона, можно сказать, — сплюнул Ларин, останавливаясь рядом со своей ракетной установкой, — ну да ничего, прорвемся. Все горшки зарядил?
— Все, — подтвердил Каранадис, от предвкушения залпа, больше похожего на смертельный эксперимент, позабыв про свой страх и в радостном возбуждении сжимая огниво, — поджигать фитили?
— Давай! — не раздумывая, махнул рукой Леха и вдруг заметил почти сразу за наплавным мостом небольшое возвышение, на котором была выстроена приземистая башенка. Позади нее угадывался еще один отворот реки, перегороженный большими лодками. А вокруг этого места было полно пехотинцев.
«Неужели мы уже добрались до той самой протоки? — удивился Леха, припоминая карту — Похоже, А если так, то полдела уже сделано. Осталось только пробить эту оборону».
В любом случае ответ на этот вопрос могла дать только разведка боем, которую он так долго ждал.
— Давай, Каранадис! Жги, кудрявый! — орал Леха, пританцовывая с мечом в одной руке позади «ракетной установки», пока грек нервными движениями один за другим поджигал фитили.
Передовая триера греков мощными рывками устремилась вперед. Не сходя с места, скифский адмирал уже слышал окрики их гортатора, подгонявшего своих гребцов. Но и его квинкерема шла вперед полным ходом. Бросив взгляд назад и в стороны, Ларин заметил, как вторая скифская квинкерема пристроилась позади, а триеры почти сравнялись по скорости с флагманом. Две линии кораблей разделяло уже не более сотни метров, когда до адмирала донеслись дикие крики по правому борту. Бросив взгляд на ставший пологим берег, Леха заметил, как из леса показалась скифская конница в сверкающих доспехах и атаковала конное охранение переправы, окатив его градом стрел.
— А вот и Аргим, — удовлетворенно пробормотал Ларин, — молодец, вовремя прибыл.
Первым ударом скифам сломить сопротивление не удалось, их встретила отборная и неожиданно многочисленная конница греков, — закованные в доспехи катафрактарии. Завязался жестокий бой. Но следить за его развитием адмиралу было некогда, корабли неприятеля быстро приближались. А то, что он задумал, должно было потрясти всех. Если, конечно, боги будут на его стороне.
«Помоги мне, великий Тамимасадас!» — пробормотал скифский адмирал, глядя, как догорают фитили у «ракет». Все четыре орудия были направлены строго на передовую греческую триеру, позади которой летела на веслах еще одна, попадая, как надеялся Ларин, в зону обстрела, хотя границы этой зоны не представлял даже Каранадис. Кроме залпа в крепости, они всего дважды испытывали эти боеприпасы, но оба раза это были одиночные «пуски». Слишком много времени уходило у оружейника на изготовление взрывчатой начинки одного такого летающего горшка. Но Леха приказал себе верить, что все получится.
И все же, вспомнив о разрушениях в собственной крепости, решил принять меры предосторожности. Оглянувшись назад, он увидел, что морпехи стоят почти за его спиной, готовые броситься на неприятеля, когда завяжется абордажный бой. Ведь против них выступало сразу два корабля.
— Отведи бойцов ближе к корме! — приказал адмирал, а когда командовавший ими сотник с удивлением воззрился сначала на него, а потом на выраставшие на глазах триеры, уже готовые протаранить их борт, рявкнул вдогонку: — Быстро!
Скифы в недоумении попятились, но Леха не стал вдаваться в долгие объяснения, а вместо этого схватил за отворот туники Каранадиса, засмотревшегося на горевшие фитили, и отшвырнул его назад метров на пять. А потом, перехватив взгляд командира греческих морпехов, отбежал и сам, остановившись лишь у баллисты.
«Раз, два, три, — считал Леха, глядя на свою установку, которой давно полагалось сработать, четыре, пять… неужели погасло…» Над головой уже свистели ядра, а позади него раздавались первые стоны, — греки пустили в дело свои метательные машины. И тут в установке что-то сверкнуло, раздался сдвоенный хлопок, и огненный смерч вырвался из двух стволов. Почти одновременно два огненных шара просвистели по воздуху над водой и ударились точнехонько о палубу головной греческой триеры. Сразу вслед за этим последовал мощный взрыв, превративший всех и все, что там находилось в огненный фонтан. Третья «ракета» тоже стартовала удачно, но следов ее попадания Леха не увидел, поскольку она улетела куда-то сквозь море огня, закрывшее горизонт. Полуразрушенная, объятая пламенем триера мгновенно лишилась хода и стала забирать носом в сторону, расходясь с квинкеремой.
