Михаил Александрович утер платком лоб, продолжая лихорадочно думать.
«Хотя… Так найти его просто, очень просто, чего я мучаюсь?! В Сибири его быть не может по определению, и вряд ли на севере. Только здесь, и никак иначе!»
— Александр Павлович, прошу вас задержаться!
Кутепов тут же остановился, развернулся и внимательно посмотрел на царя. Тот, взволнованный выше всякой меры, подошел к нему вплотную и дружеским жестом положил тому ладонь на погон, держа краешком взгляда лицо адмирала.
Уж слишком своевременно тот принес драгоценную бумагу, что означало только одно — Александр Васильевич знает намного больше, чем сказал, а это внушало подозрения.
— Александр Павлович, у меня к вам просьба. Из Сибири сюда переведен офицер, необходимо его разыскать…
— Нет ничего проще, государь. Все сведения из окружных канцелярий уже обработаны в министерстве. Мне нужна фамилия, чин и должность, и я немедленно поговорю по телефону…
— Я не знаю…
Император развел руками, а генерал Кутепов с нескрываемым изумлением посмотрел на него.
— Он может быть капитаном или майором, но не более подполковника, — Михаил Александрович мучительно размышлял, говоря коротко и осторожно. — Служить в бронечастях, сам танкист. Да… Вот еще — все лицо покрыто сплошным ожогом, он горел…
— Я знаю его, — после короткой паузы Кутепов улыбнулся, глаза сверкнули. — Я запомнил капитана Ермакова с представления мне, как военному министру. Это было во второй половине сентября, числа двадцатого или чуть позже на два или три дня. Он единственный из офицеров тогда был в форме сибирских бронечастей, кожаной куртке с Анненским кортиком, да еще со столь… запоминающимся лицом.
— Капитан Ермаков? — для надежности спросил император, заметив, как вздрогнул от этой фамилии Колчак.
«Вы, Александр Васильевич, явно имели откровенный разговор с Арчеговым и знаете его настоящую фамилию. Недаром вас закадычными если не приятелями, то друзьями считают. Да и Сеня, взяв такую фамилию в отместку Косте так поступил. Гримаса судьбы, право слово».
— Да, капитан Ермаков, — Кутепов наморщил лоб, припоминая. — Семен Федотович вроде бы. Его жена, прелестная девушка, с которой я имел честь разговаривать…
— Жена? Он женат?!
Теперь настала очередь совершенно искренне удивиться императору, который вздрогнул, когда Кутепов произнес имя с отчеством. Да и Колчака, судя по всему, новость изумила.
«Темнишь ты, Александр Васильевич, темнишь. Знаешь, кто такой генерал-адъютант Фомин, пусть по разговору, на словах, но ведом он тебе. Хорошо знаком. Но откуда у Семена появилась жена?! Когда он успел? Не может быть! Что-то здесь не так?!»
— Романтическая история, государь, с ними случилась. Познакомились в Иркутске, где капитан лечился от ожогов — бронеплощадка взорвалась, возник пожар…
— «Безупречный»?!
— Так точно, ваше величество.
«Арчегов, бестия еще та, даже этот нелепый взрыв к своей пользе использовал. Нет, столько совпадений быть не может!» — Михаил Александрович снова вытер пот.
— Они познакомились в купе, а в Омске уже поженились. У Семена Федотовича прекрасный послужной список, я его мельком глянул — из нижних чинов нашей Особой бригады во Франции охотником переведен в Английский танковый корпус, награжден двумя солдатскими «Георгиями». При Керенском произведен в поручики, но от чина отказался…
«Это он, и никто другой. Английским и французским языком я с ним занимался, так что эта „легенда“ легко подкрепляется. Именно похожую они тогда в Перми придумали. Ничем не лучше, но и не хуже биография — кому придет в голову нижнего чина проверять», — Михаил Александрович улыбнулся. Теперь осталось выяснить, где служит новоявленный Ермаков, но военный министр сам ответил на этот вопрос.
— Вообще-то, я был обязан предоставить капитану отпуск по случаю женитьбы, ведь у них медовый месяц, и для поправки здоровья. Но в Новороссийск пришли на транспорте из Англии танки, и он сам попросил направить его туда, а отпуск предоставить в декабре. Весьма похвальное рвение! Да, на аттестации генерал Арчегов наложил свою резолюцию, что Ермакова следует использовать исключительно в танковых частях, на должностях от командира отряда и выше.
— Немедленно радируйте в Новороссийск…
— Государь, три часа назад из генштаба отправили телеграмму о погрузке танков обратно на транспорты и о направлении их в Одессу. Танковый дивизион будет передан дроздовцам — те отбросили румын от Тирасполя и заняли Бендеры.
— Я не о том, генерал. Транспорт плывет долго, да еще нужно время на погрузку. А капитан должен быть завтра. Иначе будет поздно, ибо он единственный, кто может помочь…
Михаил Александрович сознательно замолчал и многозначительно посмотрел на адмирала. Тот за какую-то секунду посерел лицом, осунулся, и тут император окончательно уверился в том, что Колчак знает, какими способностями может обладать «Ермаков». И сообщить это ему мог только Арчегов, и никто другой.
Вот только для чего?
— Ваше величество, — Колчак сделал шаг вперед, — в Новороссийске сейчас «Беспокойный» в порту, топлива в достатке. Эсминец за сутки дойдет до Одессы на полном ходу!
— Немедленно радируйте командиру от моего имени приказ…
Новороссийск
— Господа, позвольте мне высказать мнение, надеюсь, что вы его разделяете, — молодой поручик Микеладзе, с неистребимым грузинским акцентом в голосе и с потеками грязи на смуглом горбоносом лице, поднял черную от масла ладонь. — Я думал, что в России дурные приказы всегда смягчаются не менее дурным их исполнением нижестоящими. Но впервые я жестоко ошибся, господа…
Дружный, но не совсем искренний смех уставших и чумазых офицеров послужил ему ответом. Танкисты засмеялись натянуто, от усталости многие не смогли даже приподняться с постеленного прямо на пирсе брезента. Еще бы — утром подняли по тревоге и заставили грузить все обратно, почти до самого вечера, без передыха. Причем подгоняемые свирепым рыком обычно спокойного командира отряда подполковника Мироновича, никаких объяснений не дававшего. Но к шуткам и розыгрышам, как все знали, отношения никогда не имевшего. Так что пришлось танкистам снова превратиться в докеров, и лишь сейчас им разрешили длительный перекур.
— Да, господа, я полностью согласен с князем, сие есть удивительное дело, — командир танка «Генерал Скобелев», капитан Трембовельский закурил папиросу, с наслаждением затянулся и продолжил, лукаво поглядывая в сторону Фомина: — Если бы три дня назад наш любезный Семен Федотович не стал бы торопиться с выгрузкой танков, то сегодня мы бы уже плыли в Одессу, вдыхали свежий морской воздух и грелись на солнышке. Вот что с русскими офицерами дисциплинированный запад делает, теперь нас не спасет наше исконное отечественное разгильдяйство…
Вот тут-то и грянул гомерический, идущий от души хохот, да такой, что Фомин почувствовал себя не в своей тарелке. Он был таким же командиром танка, как и Трембовельский, а потому на подначки равных по должности и званию в танковых войсках внимания не обращают, а ищут адекватный и остроумный ответ.
От усталости голова, как говорится, «не варила», тело ломило от боли, и Семен Федотович промолчал, лежа на нагретом солнцем брезентовом чехле, и не было сил, чтобы закурить спасительную папиросу.
— Да, полноте, господа, зубоскалить над своим товарищем! Нет-нет, лежите, у вас есть еще целый час отдыха. Через двадцать минут вас покормят обедом. Пусть и с некоторым опозданием.
Фомин со стоном дернулся, стараясь встать согласно уставу, но отказался от этой попытки. Раз уж сам командир отряда приказал лежать и набираться сил, то стоит выполнять распоряжение.
Но разговоры мгновенно прекратились, словно по мановению волшебной палочки, и офицеры с немым вопросом уставились на молодого, 27-летнего, но достаточно опытного и знающего командира, в чем Фомин уже успел убедиться.
С таким можно идти в бой…
— Господа, я сам не знал, чем вызвана радиограмма из Генштаба о погрузке. Только сейчас все прояснилось. И у меня для вас есть две новости из разряда хороших, ибо плохих не бывает по определению… Бывают только хреновые и очень хреновые, — подполковник сам закурил, вытянув длинную «турчанку» из серебряного портсигара, усмехнулся, заметив, что в глазах подчиненных промелькнули веселые искорки.
Все тут были очень молоды, полны энергии, как этому возрасту и свойственно. И только Фомин в их глазах был «стариком», если судить по его 37 годам, согласно послужному формуляру. Если бы узнали его настоящий возраст, что на десять лет превышал данный, то, наверное, все искренне изумились, ибо он им в отцы годился.
— Вчера вечером румыны обстреляли корниловцев у Тирасполя. В ночь наши перешли в наступление. Бои идут тяжелые, но валахов выбили из Бендер, они начали отступать к Кишиневу.
