– Тревога поднялась от лазарета. Часовой…
– Жив?
Верховцев покачал головой.
– Погиб. Я его видел. В горло одному из этих… вцепился. Да так и умер…
– Герой.
Они замолчали.
– А где, говорите, он стоял? – встрепенулся Болдин.
– У лазарета.
– А зашли они с юга?
– Так точно.
Болдин встал, прошелся. Помахал руками, стряхивая с себя остатки сна, усталости.
– Эх, чайку бы!
– Я думаю это можно организовать.
– Бросьте. Сначала накормить солдат! И через полтора часа собирайте ко мне офицеров.
Верховцев поднялся, но Болдин его остановил:
– Что по нашему немцу?
Майор досадливо крякнул.
– Молчит, курва… Не могу я, Иван Васильевич, не по моим зубам орешек. Угроблю его только. И так видно, что душа едва держится.
– Ладно, форсированные допросы прекратить. Идите…
Болдин остался один. Невдалеке маячили фигуры охраны. Усталые, небритые бойцы зло зыркали по сторонам.
– Чертов полковник, – пробормотал Болдин. – Чертов полковник. – А потом добавил: – Нет ничего случайного.
1940 год. МоскваЭто было в гостях. У кого, Болдин уже и не помнил. Звучала музыка, звенела посуда, голоса сливались в один сплошной гул. Огромная квартира была наполнена людьми. Многие были в форме. Скрипели сапоги. Щебетали женщины. Болдин стоял посреди всего этого, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке. Ему было душно. Он обратил внимание на молодого офицера. Тот стоял в сторонке, особнячком, мешал ложечкой чай и растерянно улыбался.
«Тоже не знает, куда себя девать, – с симпатией подумал Болдин. – Видно, что боевой…»
Подошел Мехлис.
– А! Иван Васильевич! Удивительный вечер, не правда ли?
– Так точно, товарищ нарком!
– Вот какие вы, профессиональные военные, все-таки формалисты. Ни шагу вправо, ни шагу влево.
– Нам иначе никак нельзя. Слишком большая ответственность, – Болдин позволил себе немного улыбнуться. С начальством он никогда не заискивал, но и до панибратства не доходил. И то и другое ничем хорошим не кончалось.
– Тут вы правы, конечно, но все же тут я просто Лев Захарович. Я даже не хозяин этой удивительной квартиры. Один из гостей, такой же как и вы. – Он повернулся к женщине, которая подошла вместе с ним: – Вот, Леночка, познакомься. Иван Васильевич Болдин. Замечательный человек и прекрасный генерал.
Болдин протянул женщине руку.
– Ваш муж меня слишком высоко ценит…
Он знал, что ласковые слова Мехлиса стоят немного. Лев Захарович обладал истинно иудиным даром. Его поцелуй часто заканчивался казнью.
– Нет-нет, – у нее был приятный бархатный голос. – Левушка всегда говорит то, что думает. Очень хорошо, что вы здесь оказались.
– Ну, я-то тут случайно…
– Нет ничего случайного, – повторил, со значением подняв палец вверх, свою любимую присказку Мехлис. – Все подчинено закономерности развития межчеловеческих отношений.
– Ох, боже мой! – Елена Андреевна всплеснула руками. – Левушка! Ты снова об этом!
– Ну, – нарком развел руками, – ты же знаешь, дорогая, такое у меня хобби.
– Тогда я лучше пойду. Там Инесса будет рассказывать, – она шутливо понизила голос, – о новых платьях!
Елена Андреевна улыбнулась генералу и исчезла.
– Вот так, – Мехлис усмехнулся. – Вопрос одежды для женщин священней интересов мужа.
Иван Васильевич не нашелся что ответить.
– Я хотел с вами поговорить… – Нарком отвел Болдина в сторону.
– О чем же?
– О закономерностях, – непонятно ответил Лев Захарович. – Ну, вы в бога верите?
Болдин подумал, что Мехлис задает этот вопрос при каждой их встрече, словно от ответа зависело что-то для него, Болдина, важное.
– Нет, Лев Захарович. Я коммунист.
– Вот и я коммунист, – странно ответил Мехлис. – А люди, жившие до нашей материалистической эпохи, верили в бога. – Он помолчал и еще более странно добавил: – Все.
– И сейчас многие верят, – осторожно сказал Болдин.
Мехлис отмахнулся:
– Во что они там верят? Ерунда. Вот раньше люди верили! А знаете, что такое бог?
– Н-нет… – Болдин не любил такие разговоры. Они выглядели нелепо, словно два муравья обсуждают бегущие по небу облака, сравнивая их с большими сытными гусеницами.
– А бог и есть вот это самое. Закономерность развития межчеловеческих отношений. Огромная и сложная математическая модель, которую когда-нибудь просчитают ученые. И тогда наука познает все на свете! Представляете?
– Если честно, с трудом.
Мехлис засмеялся и махнул рукой.
– А я так и вообще не представляю.
– Лев Захарович, вы меня ставите в тупик, – честно сказал Болдин.
Нарком радостно засмеялся.
– Мне очень нравится ваша прямолинейность, генерал. Это хорошее качество для военного. Помните наши с вами беседы?
«Беседы» Болдин помнил очень хорошо. Прежде всего потому, что слово «беседы» подходили этим встречам как корове седло. Более всего визиты генерала в кабинет наркома напоминали странные ритуалы, а иногда учебные игры, где надо было угадать туза из четырех перевернутых карт или еще какую-нибудь подобную ерунду. Долгое время на этих занятиях присутствовал Тухачевский. И когда Болдин терпел неудачу, маршал, облизнув неприятные алые вурдалачьи губы, с легким презрением выполнял задачу. С неизменно положительным результатом. И карты угадывал, все до единой. И спичку гасил чуть ли не взглядом. Хотя Болдин предполагал тут какое-то мошенничество, благо с шулерами за одним столом сиживал еще в Первую мировую.
Странные это были встречи. Свет зеленой лампы. Тишина. И портрет Сталина, с легкой усмешкой взирающий со стены на нелепые проказы высшего генералитета страны. И разговоры, удивительные, где-то даже нелепые. Детские. Бог. Магия. Колдовство. Кому скажи – не поверят!
А потом Тухачевского арестовали. Не помог ни фокус с картами, ни самопроизвольно гаснущие спички. И что-то изменилось, вместе с Тухачевским кончились и эти странные «беседы», как называл их Мехлис, и исчез навсегда из кремлевских коридоров острый запах иприта. Нарком перестал вызывать Болдина к себе, да и вообще с разговорами про магию не донимал. И вот тебе раз.
– Конечно, – Болдин кивнул.
– Я вам честно скажу, – Мехлис понизил голос. – Я так до конца и не понял, зачем они были нужны.
– Как? – Болдин подумал, что ослышался.
– Да. Не понял. И Тухачевский, – Лев Захарович будто бы случайно оглянулся, – был против наших бесед. Помните я говорил вам, что он слишком большой мистик? Собственно, это его и сгубило… ну да не о том речь. Дело в том, что Тухачевский чувствует… – Нарком замялся и поправился: – Чувствовал людей. Он изначально знал, что из вас не получится красного мага. Мы уж и так и эдак…
