— А вот интересно, — проговорил Алексеев. — Визит московского цирка в Санкт-Петербург в шестьдесят первом. Хрущев подписал с Британией соглашение о культурном обмене, под которое подпадал и Санкт-Петербург. С этого момента начался активный обмен делегациями, а к концу шестидесятых — и туристами. Правда, советскими идеологами Петербург все равно рассматривался как плацдарм международного империализма, что, в общем, было правдой. Здесь размещались британские военные базы, работал советский канал радио "Свобода".
— А с Крымом подобного обмена не было? — спросил Чигирев.
— Что вы! — усмехнулся Алексеев. — С Крымом было полное взаимное непризнание. Все общение только через международных посредников. Даже на международных спортивных состязаниях советские делегации всегда отказывались состязаться с крымчанами.
Собравшиеся увидели изображение строящейся в южной степи многополосной скоростной дороги.
— В шестидесятых экономический бум добрался и до Крыма, — сказал Алексеев. — В ЕЭС[13] Крым вступать не стал, хотя его звали: ждал воссоединения с Россией после свержения там советской власти. Зато наладилось очень хорошее экономическое сотрудничество с балканскими странами. Конечно, до уровня западных стран крымской экономике было еще далеко, но если раньше Крым шел за Испанией и Португалией, то теперь существенно обогнал их. Кроме того, в Крыму очень быстро развивалась наука. Во времена хунты она работала в основном на задачи обороны, а в шестидесятых началась конверсия. Кстати, с конца пятидесятых годов Крым окончательно перешел на контрактное формирование армии. Его вооруженные силы считались самыми профессиональными и хорошо экипированными. Подготовка резервистов велась на базе Добровольческой армии.
На экране снова появилось изображение многолюдного митинга на Дворцовой площади. Было заметно, что настроение у людей приподнятое. Над толпой развевались флаги с гербом Санкт-Петербурга. Люди были возбуждены и что-то активно обсуждали.
— Вот интересные события, — сказал Алексеев. — К шестьдесят восьмому году крымчане погасили все долги: и царские, и белых армий, и по ленд-лизу — и потребовали отказа британцев от аренды Петербурга. Последовали длительные переговоры, и в семидесятом году Британия была вынуждена отказаться от аренды. К этому моменту Петербург представлял собой мощнейший промышленный, финансовый и научный центр. Естественно, США не упустили возможности вмешаться в игру через ООН. Требование СССР передать ему Петербург было, естественно, отклонено. Но и Крым Питера не получил, под тем предлогом, что не сможет управлять этой оторванной территорией. Был проведен референдум среди жителей бывшей арендованной земли, и в результате появилось государство Санкт-Петербург. Была учреждена парламентская республика, которая, к неудовольствию всех заинтересованных сторон, сразу объявила о нейтралитете и неприсоединении. Это привело в Петербург большие капиталы и превратило его в крупнейший международный финансовый центр. Котировки Петербургской биржи рассматривались наравне с Нью-Йоркской, Лондонской и Токийской. СССР был вынужден признать Петербург в семьдесят пятом году в рамках политики разрядки. Кстати, выгода, которую получила Москва от экономического сотрудничества с Петербургом, была гигантской. Одни туристы принесли больше валюты, чем торговля.
— Замечательно, — щелкнул пальцами Чигирев. — Я об этом и мечтал. Питер должен идти вперед быстрее остальной России. Он должен показывать ей путь, быть мостом на Запад. Даже лучше, если это произойдет при самостоятельности города: его не будут тормозить…
— Ты дальше смотри, — прервал излияния историка Басов.
На экране замелькали картины из жизни Петербурга и Крыма семидесятых годов.
— Если не смотреть на тексты вывесок и реклам, можно подумать что это Западная Европа или Северная Америка, — заметил Чигирев.
— Тебя это удивляет? — спросил Басов.
— Нет, радует, — ответил историк.
— А мне очень нравится крымская архитектура, — заявил Алексеев. — Посмотрите, какие дома они понастроили. Красивые и эргономичные. И никакого упрощения и штамповки. Великолепные проекты.
— А это приморские отели? — спросил Чигирев. — Ну, прямо Акапулько.
— Да, в семидесятые Крыму удалось стать международным курортом, — подтвердил Алексеев. — А вот это уже восьмидесятые.
— Ничего не поменялось! — воскликнул Крапивин. — Только модели автомобилей другие.
— Да, автомобили-то стали побогаче, — заметил Чигирев.
— По уровню жизни Крым сравнялся с Францией, а Петербург — со Швейцарией и Швецией, — сообщил Алексеев. — Кстати, Петербург явно пошел по шведской модели социализма. Правда, деловая активность в городе оказалась так высока, что и притормозить ее стало не грех. Зато уровень социальных гарантий там один из самых высоких в мире. А Крым пошел по другому пути — поддержал частную инициативу и снижение налогов. Зато заорганизованности здесь было меньше, чем в странах Евросоюза, и экономика росла быстрее.
— А вот сейчас самое интересное, — объявил Басов. — Посмотрите, какие мины замедленного действия вы заложили.
На экране промелькнула фигура Горбачева на трибуне, а потом понеслась череда митингов с лозунгами: "Перестройка", "Гласность" и "Конец всевластию КПСС".
— Перестройка пошла своим ходом, — комментировал Алексеев. — Но на позиции сторон очень большое влияние оказали независимость белого Крыма и Санкт-Петербурга. Для многих эти страны из-за высокого уровня жизни казались примером для подражания. Советские люди хотели объединения с этими государствами. Коммунисты грозили "белым потопом", а демократы призывали воссоединиться с оторванными частями станы.
— Ну и что? — спросил Крапивин.
— Воссоединиться, а не разъединиться, — поднял палец Басов. — Возобладала центростремительная тенденция, а не центробежная. Отделиться хотели только прибалтийские республики, но здесь, думаю, комментарии не нужны, слишком большая разница в мировоззрении. Они никогда в полной мере не входили в СССР, так, колючей проволокой были прикручены. Проволоку ослабили — они и выскочили.
— СССР признал Южно-Российскую Республику в восемьдесят девятом, — сообщил Алексеев. — А в девяносто первом к власти пришел Ельцин, который выдвигал лозунги воссоединения с Крымом и Петербургом. И заметьте, он пришел к власти в Советском Союзе. О развале Союза не было и речи.
— Разумеется, Ельцин конъюнктурщик, — фыркнул Чигирев. — Для него главное — власть. Он хватается за самую популярную в массах идею, чтобы с ее помощью подняться на вершину. В начале двадцатого века он был бы социалистом, в середине — националистом. А в конце пришлось становиться демократом.
