Моя работа осложнялась, отношение ко мне Ливенцова было настороженным и вовсе не дружеским. То ли потому, что Ливенцов знал, догадывался о моей работе в контрразведке (хотя прямо ему никто об этом не сообщал), то ли потому, что я не скрывал своих убеждений и говорил ему, что необходимо пристальное внимание к тем людям, и еврейской национальности, конечно, тоже, кто имеет родственников в США. К тем, кто скрыто или откровенно критикует советскую власть. Нет, я даже не намекал о каких-либо мерах или тем более репрессиях, но только – о пристальном внимании к этим людям. Однако Ливенцов, видимо, из-за того что был женат на еврейской женщине, к разговорам о национальном вопросе относился крайне болезненно и не мог объективно и спокойно все обсуждать.
Петушиные наскоки Ливенцова и его приближенных стали учащаться и по делу, и без дела. За моим перемещением был установлен контроль. Извините, читатель, за прямоту, дураку Ливенцову и его неразумному окружению казалось, что их контроль для меня незаметен.
Время стало тянуться все медленней и медленней, работа моя основная, в контрразведке, даже по связи, превратилась в одностороннюю. Выехать куда мне было надо по основной работе, я не смог, однако с Жуковым связывался, не подавая вида о моем положении.
Однажды выпала удача по линии гражданской работы попасть в Алма-Ату на совещание в Казсельхозтехнику. Используя случай, я попросился на встречу с Кунаевым. 26 мая 1965 г. меня принял Кунаев, перемен в его тоне и в отношении ко мне я не заметил, мы минут 30 говорили обо всем понемножку. Постепенно я ему напомнил о его разговоре с Брежневым насчет моей работы и кратенько рассказал о моем настоящем положении и взаимоотношениях с Ливенцовым и его окружением. Кунаев сразу приказал соединить его с Ливенцовым, но оказалось, что Ли¬ венцов находится в поездке по районам и, когда будет, никто не знает. Кунаев дал команду разыскать его и, глянув на часы, добавил: «В 15.00 пусть свяжется со мной обязательно, спасибо». – И положил трубку. Обращаясь ко мне, Кунаев сказал: «К 15.00 подходите, мы поговорим втроем, коль некоторые не понимают русского языка».
В 15.00 я прибыл без опоздания. Только успел войти, как затрещал телефон междугородной связи. Кунаев кивнул мне, чтобы я взял параллельную трубку, и я сразу узнал телефон обкомовского дома отдыха на р. Машат (хотя Ливенцов врал с первой минуты, что он находится в Арыси и едет в 1-й хлопководческий совхоз). Далее что-то там он, Ливенцов, еще говорил, но я уже не прислушивался к тому концу провода.
Наконец Кунаев перебил его и спросил: знает ли Ливенцов обо мне. «Знаете, значит, и знаете его режим работы? – продолжал Кунаев,- как, как? Вы что забыли, что я вам говорил об указании Брежнева? С Брежневым напрямую говорить я вам запрещаю, что-то вас понесло не в ту сторону. Приедет Георгий Петрович в Чимкент, зайдет к вам, прошу вас переговорить с ним и в его работе не чинить никаких препятствий, договорились? Хорошо, спасибо». – И Кунаев положил трубку.
– Если таких друзей Брежнев будет собирать на партийную работу, боюсь, далеко мы не уедем, – договорил Кунаев. После этого он пригласил меня вместе отобедать, я согласился; за обедом, надо отдать должное Кунаеву, он ни одним словом не обмолвился, что это у меня какая-то незнакомая ему работа и прочее, как будто его это вовсе не касалось сегодня в разговоре с Ливенцовым.
Когда мы, отобедав, расходились, Кунаев мне сказал:
– Если еще что-то повторится, звоните, не стесняйтесь, я всегда помогу, можете на меня надеяться.
Из Алма-Аты я связался с Душанбе и Находкой, все шло у ребят нормально.
Трижды связался с Г.К. Жуковым, поговорили обо всем, по службе. Жаловаться на мое положение с Ливенцовым я не стал, в голосе Жукова я уловил какую-то заторможенность, но и не стал заострять его внимание на этом. Только поинтересовался его здоровьем и, как оказалось, я не ошибся. Он отвалялся с гипертонией 11 дней, а для человека, перенесшего инфаркт и инсульт, это дело не простое.
– Когда рассчитываешь попасть в столицу? – спросил Георгий Константино¬ вич.
Я сказал:
– В любое время, когда потребуется. Меня теперь надо бы вызывать в команди¬ ровку.
– Началось? – проговорил Г.К. Жуков.
– Да, что-то в этом духе. 30 мая я вернулся в Чимкент и сразу из аэропорта заехал в обком партии, Ливенцов оказался на месте, но минут 15 мне пришлось ждать своей очереди на прием.
Когда меня пригласили зайти, то Ливенцов даже не встал, а я к нему тоже не подошел с рукопожатием, а сразу после «здравствуйте» сел на одно из кресел возле т-образного стола.
– С приездом, – сказал Ливенцов.
– Спасибо, – ответил я ему.
– Так что работать начнем с жалоб, Георгий Петрович, – проговорил лениво Ливенцов.
– А это как вам будет угодно, – вскипая внутри, ответил я и дополнил: – Мы можем работать по-разному, если служба потребует! Я зашел к вам не счеты сводить, а предупредить, что я через 3-4 дня должен вылететь на пару дней в Москву.
– Пожалуйста, – проговорил Ливенцов, – с билетами помощь нужна?
– Нет! – ответил я, на этом мы и разошлись. 5 июня 1965 года я вылетел в Москву, в этот же день был в Москве. Но прежде чем встретиться с Г.К. Жуковым, я поехал навестить Н.С. Хрущева к нему на дачу. Чтобы он сразу меня не заметил, я подходил сзади.
Боже мой, как меня расстроило это видение! Подхожу, он сидит на скамейке, настоящий деревенский старичок, и бьет по траве какой-то палочкой. Я подошел к нему поближе и говорю:
– Здравия желаю, Никита Сергеевич!
Так он чуть со скамейки не свалился от неожиданности моего появления и голоса.
Мне сразу стало заметно, что он полностью одинок, к нему никто не заходит и не приходит. Он, как только увидел меня, Христом-Богом начал меня просить:
– Уходи, сынок, уходи! Они увидят тебя, что ты был у меня, сегодня же арестуют, пожалуйста, уходи. Моя песенка спета.
Так я ушел, потому что говорить с ним о чем-либо было невозможно. В этот день я не пошел к Г.К. Жукову, так как настроение было очень неважное и я его не хотел перекладывать на Г.К. Жукова.
Насмотрелся я на Хрущева Н.С., и мне его так стало жалко, что самому не хотелось жить. Откровенно говоря, у меня на него была маленькая обида. После того как, в основном, нашей контрразведкой под моим управлением был погашен большой европейский костер войны в Венгрии, разгоревшийся из-за вмешательства американских ястребов и масонов, Хрущев отверг ходатайство Жукова и Андропова о награждении меня Звездой Героя Советского Союза. Но здесь я все ему простил.
8. «ЧЕРНОБРОВАЯ СУДАРЫНЯ»
6 июня 1965 г. я позвонил Г.К. Жукову, и мы договорились встретиться с ним на природе. Подъехал к его дому в 10.00, сели на машину и поехали по Минскому шоссе. Проехав километров 50-60 от Москвы, мы остановились и пошли в лес, как старые грибники, к тому же на этот раз Жуков одет был в гражданскую одежду.
