— Как же этот ваш Рыбак с ума не сошел? Попасть в тело грудничка — это же полный… Я, считай, по грани прошел после переноса! А тут…
— Не волнуйтесь так, батенька. Последствия переноса мне знакомы не понаслышке! А что касаемо ныне царствующего Императора и капитана Рыбака в одном лице, то перенесенное сознание не проявлялось до момента повторного контакта с нашей установкой. Как я уже упоминал, Рыбак впал в кому. Видимо, благодаря этому процесс остался незавершенным. Осознание себя произошло непосредственно 1-го марта 1881-го года, когда система снова заработала. В тот же момент врачи констатировали смерть Рыбака, тело которого лежало в медицинском центре КГБ-ФСБ двадцать два года. На основе имеющихся данных, я утверждаю, что полный перенос сознания возможен только после физической смерти тела. Причем, исключительно в тело человека находящегося без сознания или в состоянии сна.
— Возврата нет?
— Увы и ах!
— А второй оператор?
— Майор Плетневский пришел в себя Великим князем Сергеем Александровичем Романовым. Установка пошла в разнос еще на стадии наведения, и на момент переноса фокус проходил через спальню Великого князя в Зимнем Дворце. Забавные совпадения, не так ли?
— Да уж… Хотя, если учитывать, что в обоих случаях наблюдали за семейным гнездом Романовых, это — неудивительно. Но придворных и лакеев в Зимнем все же больше, чем представителей царствующей династии.
— Согласен с вами, батенька! Тем не менее, вышло именно так…
— Василий Илларионович, меня терзают смутные подозрения по поводу удивительных событий 1-го марта 1881-го года. Я имею в виду трагедию на набережной Екатерининского канала.
— Хвалю за сообразительность! Дело в том, что операторами установки, в соответствии с приказом начальника Управления "В2", становились исключительно бывшие оперативники. И капитан Рыбак и майор Плетневский, осознав перенос, и, главное — дату переноса, независимо друг от друга предприняли некоторые действия для предотвращения известного им исхода. Им, конечно, немного помогли, но об этом, опять же, поговорим позже. Понятно, что опытные опера ни за что не стали бы вмешиваться в ситуацию, но они находились под воздействием эмоционального шока, связанного с совмещением личностей. Вам ведь это знакомо?
— Знакомо…
— Ну, тогда давайте не будем пускаться в рассуждения о мотивах их поступков. И так все понятно. Ну а в частности, Великий князь Сергей Александрович на своей карете поехал с Александром II в Зимний по набережной реки Мойки. А Великий князь Александр Александрович отправил своего старшего брата Николая на дедушкиной карете на набережную Екатерининского канала. Каким именно образом, был достигнут желаемый результат — это тема отдельного разговора.
— А дальше что?
— А дальше, они нашли друг друга и жили долго и счастливо. И до сих пор живут! И, слава Богу!
— И, слава Богу! — согласился я.
— Может быть, чайку? А то у меня в горле пересохло, с полудня только и делаю, что разговариваю да разговариваю. — Белоусов откашлялся и нажал кнопку вызова адъютанта.
* * *
Мы пили чай в полнейшей тишине.
Граф делал вид, что полностью увлечен процессом, а я внезапно задумался о причинах его откровенности.
С чего бы это? С какой стати он все так подробно мне рассказывает? Ведь мы только сегодня познакомились?
Безусловно, Василий Илларионович подробно меня расспросил не только о моей прошлой и нынешней жизни, но и постоянно интересовался мотивами моих поступков и логикой поведения.
Но, на мой взгляд, этого мало. Тут что-то еще…
Заметив мою задумчивость, Белоусов демонстративно глубоко вздохнул и, глянув на меня с эдакой хитринкой в глазах, поинтересовался:
— Что, батенька, задумались? Не можете понять, почему это я тут перед вами соловьем разливаюсь?
— Как вы догадались?
— Ну-у-у… У вас такое лицо сделалось, что и дворник бы понял, о чем вы думаете. А я, все же, контрразведчик с двадцатилетним стажем!
— Вы правы…
— Тогда, позвольте развеять ваши сомнения в чистоте моих намерений. Все не просто, а очень просто! Вы уже почти месяц "под колпаком" у Седьмого Департамента. Донесения о вашем времяпрепровождении ежедневно ложатся мне на стол, а подробнейшие характеристики от ваших сослуживцев, командиров и просто знакомых и незнакомых вам людей я имел счастье изучить за несколько дней до того, как вас пригласили на встречу.
— Э-э-э… Да-а-а… — только и смог вымолвить я.
— И, наконец, я читал вашу "Секретную тетрадь". Удивлены?
— Теперь — уже нет… Принял, как данность!
— Вот и ладно!
11
— Вам, наверное, не терпится узнать судьбу остальных "попаданцев"?
— Сгораю от любопытства!
— Тогда, слушайте дальше, расскажу о тех, кто был перенесен с антенного поля. Первый по номеру и по значимости для истории России — это Юрий Семенович Бородин. Учитель истории средней школы № 156. Человек глубоко преданный своей профессии, славянофил и радетель православия. Интересная характеристика, не так ли? А уж история его появления в этом мире — еще интереснее. Представьте себе: 13 июля 1826 года, кронверк Петропавловской крепости. На эшафоте с веревками на шеях пятеро декабристов. Представили?
— Неужели?
— Именно так, батенька. Едва только сказаны последние слова… Барабанная дробь и под приговоренными открываются люки в эшафоте! Перенос происходит, когда под тремя из пяти несчастных обрываются веревки — они проваливаются внутрь эшафота и в полузадушенном стоянии извлекаются на свет Божий… Да… И в этот момент Кондратий Федорович Рылеев приходит в себя совсем другим человеком, в полном смысле этого слова!
— Охренеть!
— Не то слово! Как вы помните из истории, их повесили повторно, нарушив обычай. Но тут все пошло наперекосяк: Рылеев-Бородин с разбитой головой, в кандалах, со связанными за спиной руками начал читать Молитву Вознесению Господню. Громко и с выражением… Я внимательно изучил все доступные источники: абсолютно все сходятся на том, что над головой у молящегося был явно видно золотое свечение. Возможно, таковы были последствия переноса на столь значительный промежуток времени или же чисто физический эффект, но свидетели уверяли, что это был нимб! Надо сказать, что и в реальной истории среди представителей карающей стороны не было единодушия — и Бенкендорф, и Чернышев, и Дурново перенесли экзекуцию очень тяжело и были бы рады поступить "по обычаю". Тогда все решил Голенищев-Кутузов, а в этот раз у него решимости не хватило! Тем более, что солдаты разволновались, народ наблюдавший за экзекуцией с Троицкого моста пришел в смятение, а священник Мысловский крикнул "Господь явил чудо…" и потерял сознание.
