Я ожидал встречи с Рейн-Виленским, но как оказалось, он играл здесь совсем не первую скрипку. Это стало понятно, когда приемная, в которой, кроме меня, было еще человек двадцать, считая Телепнева с Туровским и собственно здешнего аналога Железного Феликса, вдруг погрузилась в тишину. В дальней от нашей теплой компании стене, распахнулись двустворчатые двери и, вышедший в приемную суровый усато-бородатый дядька с массивным шестом в руке, брякнул им о сияющий лаком паркет, и зычным голосом известил нас о том, что в зал, вот-вот, прямо сию секунду, войдет государь Руси и царь Сибири, князь такой-то и такой-то, сякой-то и сякой-то, и прочая и прочая, Ингварь Святославич. Больше двадцати географических наименований, и всего один человек… мрак! Хм, интересно, сам государь, все это время, где-то за портьерой в соседней комнате ныкался, маясь от ожидания, или у них тут титулование до секунд выверено, так что бородач его закончил точно перед появлением хозяина дома?
Очевидно, мои непочтительные мысли таки отразились на лице, потому как Телепнев тут же сделал большие и очень грозные глаза. Пришлось загонять ухмылку куда подальше, и с постным лицом становиться в самом конце ряда, начавшего выстраиваться от стены до стены, при появлении в дверях голосистого дядьки с посохом. Сейчас он, как раз, отошел в сторону, и в дверях появился, собственно, сам хозяин кремля.
Моложавый, чуть полноватый, скорее даже массивный мужчина, высоколобый, с крючковатым носом, и густыми бровями, из-под которых смотрят ясные, но чуть усталые глаза, одетый в полковничий мундир… ну конечно, шеф Плесковского полка… и никаких наград. Логично, если ты можешь раздавать любые награды, то, увешав ими себя самого, чем будешь принципиально отличаться от новогодней елки… имени Леонида Ильича?
Ну вот, за рассуждениями, я прослушал короткую речь правителя. А он что-то интересное говорил, судя по тому, как зашевелились окружающие… А! Так вот чего они лапками-то засучили! Награждение непричастных началось.
Выскочивший с небольшим подносом, субчик в свитском мундире семенил за правителем, а тот, только что не автоматически, брал с этого подноса небольшие коробочки и вручал каждому стоящему в шеренге, иногда что-то тихо говоря награждаемым. Стоп. По логике, я ведь тоже среди этих… «орденопросцев» стою. Это что же, и меня тоже посчитают? Однако.
Стоявший рядом со мной Телепнев получил вместо коробочки с наградой, какой-то свиток, а вот напротив моей бравой фигуры, правитель задержался. Глянул исподлобья и, чему-то усмехнувшись, вручил алую коробочку, и уже знакомый бювар. После чего кивнул, и резко развернувшись на каблуках, окинул взглядом вытянувшийся перед ним строй. Хм. М-да, им бы не черту на полу проводить надо было, а ленточку от стены до стены натянуть, чтоб по животам равнялись… Глядишь и строй бы более или менее нормально выглядел.
— Благодарю за службу, господа. А сейчас, прошу извинить, дела государственные ждать не могут. Вы свободны, господа. Эдмунд Станиславич, вы знаете что делать, будьте любезны, распорядитесь.
— Разумеется, государь. — Возникший за плечом правителя Рейн-Виленский коротко кивнул, и тут же Телепнев потянул меня куда-то в сторону от толпы, в которую за считанные мгновения успела превратиться компания награжденных. А едва государь покинул приемную, как все они ломанулись мимо нас на выход, причем с такой скоростью, словно за ними черти гнались. Нормально…
Через минуту зал опустел.
— Идемте, Владимир Стоянович, Виталий Родионович… Государь ждет. — Тихо проговорил Рейн-Виленский, отворяя неприметную дверь, и первым шагая в узкий, но хорошо освещенный коридор. Несколько переходов, небольшая лестница, и мы оказались в кабинете. Обычном, по здешним меркам, а не ожидаемо помпезном. Массивная, мебель строгих очертаний, несколько книжных шкафов, содержимым которых явно пользовались по назначению, а не держат ради антуража, широкий рабочий стол… пустой, в том смысле, что никаких бумаг на нем нет, а вот разложенные мелочи и письменные принадлежности ясно говорят о том, что за ним не чаи распивают, а работают. И работают много. А собственно, где же его хозяин, который, как сказал Железный Феликс, нас ждет?
— Вот теперь, здравствуйте, господа. — Правитель шагнул в комнату, отодвигая портьеру, за которой виднелась остекленная дверь, ведущая то ли на балкон, то ли на террасу. — Владимир Стоянович?
— Позвольте представить, государь. Это и есть тот самый Виталий Родионович Старицкий. — Тут же подтянулся князь.
— Старицкий… наслышан, как же. — Кивнул мне Ингварь Святославич. — Что ж… позвольте мне поблагодарить вас, Виталий Родионович. Судя по рассказам Владимира Стояновича, ваше участие в деле Ловчина было весьма и весьма заметным…
— Я сделал, все что было в моих силах, ваше величество. — Я склонил голову, и постарался как можно более незаметно облизнуть сухие губы. Можно сколько угодно ерничать, но вот в такой ситуации я оказался впервые. И это… нервировало.
— Не прибедняйтесь, ваше высокоблагородие. — Выделив последнее слово, ответил государь и, задумчиво побарабанив по столу длинными пальцами, осведомился. — Идея с даром казне трофейного самобеглого экипажа, ваша идея?
— Его сиятельство, князь Телепнев объяснил мне, чем чревато распространение трофейного закона на действия правоохранительных органов. И я посчитал…
— Да-да. Замечательно. — Чуть скучающим тоном перебил меня Ингварь Святославич. — Скажите, а роду князей Старицких вы не относитесь?
— Ваше величество? — Кажется, теперь, я знаю у кого Телепнев подцепил свою манеру общения, так бесившую меня в начале нашего с ним знакомства. Вот только что имеет в виду правитель? — Честно говоря, я того не ведаю, государь.
— Как так? — Не понял Ингварь Станилавич. — Разве там… на вашей родине…
— Государь, «там», в двадцатом веке происходили такие события, что половина Руси своих родичей дальше прадедов забыла. Перевороты, революции, войны… Рукописи может и не горят, а вот приходские и архивные книги, пылают весело, ваши величество.
— Да уж. Жаль, времени у нас маловато. Хотелось бы мне послушать, что же у вас там происходило… — Проговорил правитель, но тут же резко тряхнул головой, словно отгоняя несвоевременные мысли. — Впрочем, об этом можно будет потолковать и в иной раз. А сейчас, откройте бювар, и просмотрите документы.
Выполнив приказ, я начал перелистывать лежащие внутри бумаги, в то время как Игнварь Святославич продолжил речь.
— Итак. По размышлении, мы решили принять вашу идею, при наложении ограничения на трофейный закон. Но, дабы не возникало лишних вопросов, и в качестве награды за скорые и верные действия, вам отдаются все права на конфискованную по делу Ловчина, паровую яхту «Варяг» и выделяется денежная премия в размере восьмидесяти тысяч рублей ассигнациями. Постарайтесь распорядиться этой наградой с толком. Ну а настоящей наградой вам будет знак ордена Двух Заступников[22], с лентой. А как вы пребываете в чине, не дозволяющем по статуту такого награждения, то… поздравляю вас надворным советником, господин Виталий Родионович.
