— перевооружение армии и флота (принятие нарезных стальных орудий, новых винтовок и т. д.), реконструкция казенных военных заводов;
— введение всеобщей воинской повинности в 1874 году вместо рекрутского набора и сокращение сроков службы. По новому закону, призываются все молодые люди, достигшие 21 года, но правительство каждый год определяет необходимое число новобранцев, и по жребию берет из призывников только это число, хотя обычно на службу призывалось не более 20–25 % призывников. Призыву не подлежали единственный сын у родителей, единственный кормилец в семье, а так же если старший брат призывника отбывает или отбыл службу. Взятые на службу числятся в ней: в сухопутных войсках 15 лет — 6 лет в строю и 9 лет в запасе, во флоте — 7 лет действительной службы и 3 года в запасе. Для получивших начальное образование срок действительной службы сокращается до 4-х лет, окончивших городскую школу — до 3-х лет, гимназию — до полутора лет, а имевших высшее образование — до полугода.
Неплохо, да? Брали в армию только каждого четвёртого, а если старший брат, окончив университет, отслужил полгода, то младших братьев уже не берут.
Реформа образования. Университетский устав 1863 года — правовой акт Российской империи, определявший устройство и порядки в университете, в исторической науке принято считать самым либеральным в сфере образования в дореволюционной России.
Так и было. Жандармам было запрещено появляться на территории университетов. Большевики такой глупости не допустят. В каждом заштатном техникуме будет свой "молчи-молчи".
И, наконец, реформа городского самоуправления 1870 года. Под учреждениями городского самоуправления подразумевалось городское избирательное собрание, дума и городская управа.
Городское избирательное собрание — это избиратели. Не "все достигшие 18 лет", а те, кто:
— Российский подданный,
— Старше 25 лет,
— Живёт в городе, уплачивает налоги и не имеет по ним задолженностей,
— Не судим, не снят с должности по "нехорошей" статье и не находится под следствием.
Избиратели раз в четыре года избирали Городскую Думу, Парламент. Основными функциями Думы являлись "назначение выборных должностных лиц и дела общественного устройства", "установление, увеличение и уменьшение городских сборов и налогов".
Свежеизбранная Дума выбирала на 4 года Городскую Управу, Правительство. Её функциями были: "Непосредственное заведование делами городского хозяйства и общественного правления", "Сбор нужных сведений для Думы", "Составление городских смет", "Взимание и расход городских сборов, отчёт перед думой о своей деятельности".
К тому же, Управа могла посчитать незаконным решение Думы, в таком случае в дела вмешивался губернатор.
Вот он, тот самый "социальный лифт", вот возможность для тех, кто был никем, стать всем. Законы бессословные. Крестьянин, так же, как и дворянин, мог избирать и быть избранным. Не нравиться что-то в Государстве Российском, — избирай тех людей, кто сможет навести порядок, или сам избирайся, только повзрослей, начни сам зарабатывать деньги, чтобы мог заплатить налоги и не будь преступником. И всё.
Утрированно, конечно, но судя по всему, те, кричал "Долой самодержавие!", и страстно желал "избирательных прав", были или бандиты, или злостные неплательщики налогов, или пацаны, или… подданные не Российского Государства.
На самом деле в революционеры подавались "лишние люди", не способные ничего добиться легальными способами, по закону. Владимир Ильич, тьфу-тьфу через плечо, между прочим, патентованный адвокат, не выиграл, например, ни одного дела в суде. Да-да, в том суде, который выпускал убийц на волю. Кто же такому адвокату платить деньги будет? Вот таких людей увидели, сообразили, как их использовать, дали денег на парижские кафе, а потом построили в колонну, в пятую колонну, и натравили на Россию.
Они сами не ожидали, что Российское самодержавие окажется таким прогнившим. Владимир Ильич, (я уже плевал через плечо?), лично не верил в успех революции. Считал её делом будущих поколений революционеров. И вдруг, раз! И отречение. Два — никто даже не пожалел о царе. В рядах Белой армии, насмерть бившейся с Красными, быть монархистом считалось признаком дурного тона. А атаку ходили "За Единую и Неделимую", "За Учредительное собрание", "За Русь Святую". Никто, никогда, ни разу не крикнул: "За Родину, за Романова!".
* * *
С утра первый визит — губернатору. Оделись по погоде: фрак, шуба с плащом-пелериной, котелок. Савелия оставили в гостинице. Остановили извозчика, и он привёз их на улицу Ильинскую, к дому Губернатора.
Ничего так, домик, двухэтажный, одиннадцать окон по фасаду, и пять — с торца. У высоких дверей — полосатая будка с жандармом, как в Москве у импортных посольств.
Губернатор отсутствовал. Жандарм так и сказал:
— Его Высокопревосходительство изволит быть в отсутствии.
Петров вполголоса чертыхнулся, зря только во фрак влезал, а Иванов попросил записать их в книге приёмов и доложить, что они были и очень сожалеют, что не застали.
Вернулись в гостиницу, переоделись в более удобную одежду, взяли уездные документы и пошли ловить такси. К удивлению обоих, извозчик опять привёз их на Ильинскую улицу. Губернская земская управа располагалась в большом трехэтажном здании, находящемся чуть дальше губернаторского дома.
Зайдя в присутствие, огляделись. Коридор в обе стороны, часто стоят двери, видно кабинеты маленькие, на стульчике сидит старик-швейцар и потягивает чай с блюдечка.
— Скажите, где здесь землеустроительная комиссия? — обратился к нему Иванов.
— Направо по коридору, пожалуйте, потом два трапа наверх и там спросите, — ответствовал швейцар.
— Моряк? — спросил Петров.
Старичок вскочил и вытянулся во фрунт: — Так точно, Ваше благородие, кочегар парохода-фрегата "Владимир" Антип Семёнович Кривошеин.
— Погоди-ка, — нахмурился Петров, — это не тот "Владимир", который в Синопском сражении участвовал и турка за хобот приволок?
— Тот, — довольно отвечал старый моряк, — только турка мы раньше Синопа споймали.
Когда шли по коридору, Иванов спросил: — Про Синоп даже я знаю, а что там за история про турка с хоботом?
— Да этот случай во всех морских энциклопедиях описан. Первый бой пароходов. Этот "Владимир" турка так затюкал, что тот спустил флаг, а потом на буксире притащился в Севастополь. Что там говорить, богатыри, не мы…
На втором этаже коридора не было, в большом помещении стоили конторские столы, за которыми сидели писари и неистово скрипели перьями. Иванов громко спросил: — Где начальник?
Скрип прекратился, а сидящий в глубине, у стены, клерк сказал: — Чего изволите-с?
