«… рубаха плотного беленого полотна с вышивкой по оплечью… нет, не вышивка — узор тканый, накрыт синим княжеским корзном дорогого сукна, но без узоров и украшений, видимо, походным…»
— Как смеешь на князя дерзко взирать?
«У-у, дозрел „клиент“ — слова грозные, а голос-то того… страха не чувствуется, но удивление лезет, как шило из мешка, ну, и некоторая неуверенность тоже, похоже, присутствует».
— Здрав. Будь. Княже. — Раздельно произнес Михаил таким тоном, будто перед этим размышлял, желать пленнику здоровья или не стоит. — Не удивляйся, мое здравствование сейчас дорогого стоит, поболее, чем все здравницы, чем ты на пирах в свою честь слыхал.
Всеволод сглотнул и вперился в Михаила ожидающим взглядом.
«Почувствовал, что я старше тебя по возрасту? Почувствовал, почувствовал, хотя сути и не понял, но психологический дискомфорт ощутил. Ну, а теперь — монолог торжествующего злодея из „Бондианы“ или какой-нибудь „мыльной оперы“. Ты телевизора не смотрел, да и звучит это все ЗДЕСЬ совершенно иначе, чем ТАМ — средневековье-с».
— Хорошие нам от пращуров обычаи достались — здоровья друг другу при встрече желаем, — неспешно и раздумчиво продолжил Михаил. — Вот и я тебе здоровья пожелал, а недавно пожелал тебе жизни. Трижды. И ты, как видишь, жив, хоть и стоял одной ногой в могиле. Понимаешь теперь, чего мое «здрав будь» стоит?
Вот теперь выражение лица Всеволода изменилось вполне явственно.
— Колдун… ты колдун?
Правая рука князя дернулась осенить себя крестным знамением, но помешала повязка, тогда Всеволод положил левую руку на грудь, видимо на то место, где под одеждой был крест или ладанка.
— Ну, зачем же колдовать, когда все можно и просто так устроить? — Михаил изменил тон так, словно объяснял ребенку прописные истины. — В первый раз достаточно было приказать не убивать всех, а пленить, сколько выйдет, и ты жив остался. Во второй раз — хороших лекарей к тебе приставить, и опять ты выжил. В третий — приказать переносить тебя с бережением, дабы рану не разбередить. Вот мое троекратное желание и исполнилось — ты жив. Ныне же я тебе здравия пожелал, и мнится мне, что и это мое желание исполнится.
Всеволод нащупал-таки что-то под одеждой и сжал пальцами сквозь ткань.
«Ага, похоже, все-таки, ладанка… или оберег какой-то? Для креста слишком крупный предмет. Князь или не князь, а колдовства ЗДЕСЬ все одинаково боятся».
— И за что же мне ласка такая? — губы Всеволода покривила саркастическая ухмылка.
«Блин, ну как в кино, честное слово! Однако молодец князек — фасон держит».
— Скажу, княже, все скажу… отчего ж не сказать? — Михаил, не торопясь, устроился на седле поудобнее и в последний момент удержался от стариковского кряхтения — переигрывать было нельзя, не хватало еще изобразить пародию на старика и тем самым разрушить созданный образ. — Вот ты давеча вопросил, кто я таков. Ответить-то по-разному можно, и каждый ответ правдой будет… — Михаил вздохнул и на несколько секунд сделал вид, что задумался. — Для начала, скажу так: пращур мой еще у князя Олега Вещего в десятниках ходил, и с тех пор восемь колен мужчин моего рода на воинской стезе обретаются, да не простыми воинами, а десятниками или сотниками.
— А еще, я вижу, ворожбы не чураются!
Всеволод гнул свою линию, но Михаила это вполне устраивало — князь включился в диалог и слушает собеседника, а не скандалит. Ну, а колдовство, ворожба… должен же князь как-то оправдать для себя разговор «на равных» — мистика, зачастую, бывает выше сословных барьеров.
— Можно и иначе сказать: я — боярич Михаил, сын Фролов из рода Лисовинов, сотник Младшей дружины Погорынского войска князя Вячеслава Владимировича Туровского. Есть во мне толика крови Рюриковичей, ибо дед мой — воевода Погорынский боярин Кирилл — на Рюриковне женат, есть во мне еще и кровь древнего князя Туры, град Туров основавшего. С князьями мне, конечно, не равняться, но рода я не худого!
— Да уж, родовит! — Всеволод снова скривил губы. — И что с того?
— А то, — Михаил, не повышая голоса, добавил в него ярости — что можно про меня сказать и так: тот, кто пленил князя, ворогов на мою землю наведшего, во множестве смертей и несчастий через то повинного и не позволившего нам татей латинских окончательно добить!
— Я — князь! Не тебе судить, смерд!
— Но мне решать: жить тебе или нет! Ты князь, а я в своем праве поступить с тобой, как с татем!
— Ну, так решай! Ишь разговорился…
— Глупец!
— Что-о? Да ты…
— Да, я! Я с тобой, как с властителем разговариваю, как с тем, кто знает цену желаниям человека, имеющего право приказывать! А ты… как мальчишка, за шалостью застигнутый! О чем с тобой говорить?
Всеволоду, что называется, «кровь бросилась в лицо», да и не просто в лицо — в голову! Он, злобно ощерившись, выкинул в сторону Михаила здоровую руку со скрюченными, наподобие когтей пальцами, чуть приподнялся на носилках и тут же со стоном откинулся назад. Михаил не пошевелился, ничего не стал говорить, лишь молча смотрел, как князь утирает рукой выступивший на лбу пот.
«Угу, хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается».
— Попался бы ты мне… — прошипел сквозь зубы Всеволод.
— Да, хорошо было бы, — согласился Михаил. — Думаешь, ты первый до моей шкуры добраться возмечтал? Или, по-твоему, сотниками просто так становятся? Валялся бы ты сейчас с самострельным болтом в брюхе или меж ребер… И мне бы ни возни с тобой, ни заботы, как твою семью выручить не было бы! Лекаря позвать?
— Все знаешь… колдун, что б тебя…
— Я спрашиваю: лекаря позвать?
— Не надо. Говори: чего хочешь?
Красноту на лице Всеволода быстро сменила бледность, и Михаил решил не рисковать.
— Старшина!
— Здесь, господин сотник!
— Илью сюда! Быстро!
— Слушаюсь, господин сотник!
Пока Илья хлопотал над раненым князем, Михаил прогуливался поблизости туда-сюда, заложив руки за спину.
«Ну, что ж, сэр, первый этап, будем считать, прошел удачно. Однако, сказать по правде, ничего особо сложно там и не было — подтвердить, показать Всеволоду наглядно, его беспомощность и вашу полную власть над ним, легко. Даже с некоторым перебором вышло. Изобразить из себя „ну очень необычного мальчика“, тоже, надо понимать, получилось. Будем работать дальше».
— Кхе, кхе… Михайла…
— Ну, как он, Илья?
— Да ничего страшного. Рану не разбередил… я даже и повязку менять не стал. Слабый он, по нужде и то сам сходить не может, а тут разгорячился с тобой, я так понимаю. Да?
