Ну, а когда Михайлу ранили, уж и не удивительно, что Корней велел его ко мне в сани положить. И с того Михайлова ранения все и пошло: и крестным братом он меня сделал, и обозным старшиной Младшей стражи, ну и все прочее. А с чего началось-то? А с того, что Ульяна, душа моя, для меня же самого незаметно, меня на лекарскую стезю подвинула.
Илья еще помолчал некоторое время, девки тоже притихли, кто-то даже растроганно шмыгнул носом. Тишина прерывалась только топотом копыт да поскрипыванием тележных колес. Арина тоже молчала, чувствуя, что Илья еще не закончил свой рассказ.
– Так вот, девоньки, – очнулся от своих мыслей Илья. – Должно вам будет проникнуться жизнью и судьбой ваших мужей. Понять их интерес, сильные и слабые стороны, а то, глядишь, и дар какой-нибудь открыть, как Ульяна во мне. И вот так же, без упреков, без скандалов, без нравоучений, подправить в нужную сторону мужнину жизненную стезю. Коли выйдет это, будет у вас, как в сказке – любовь до гроба, крепкая, незамутненная… Да что там говорить, именно такая, о какой попы при венчании сказывают.
«Вот и бабка с матушкой мне о том же говорили, только иными словами. И Ульяна как-то смогла без ворожбы это чудо совершить, единой любовью. Хотя… нет, не только любовью – сколько ума и терпения ей понадобилось?! И упорства, и уверенности в том, что все правильно делает. И ведь ни разу не дала мужу повода рявкнуть: “Не лезь, знай свое место, баба!”»
– Ну и где здесь плоть, девоньки? – продолжил свои наставления Илья. – Впрочем, разговор не о плоти, а о том, что пословица «Муж голова, а жена – шея, куда шея голову повернет, туда она и смотрит» в общем-то верна, кроме одной, но о-очень важной мелочи: не дай бог голове заметить, что ею крутят – по той же шее и получите. Потому-то и не стоит о том, что я вам тут рассказал, вслух трепаться.
«Вот тебе и простой обозник! Когда ж Михайлу-то ранили? Кажется, в начале весны… Надо же – полгода не прошло, а такая перемена в судьбе! Но ведь не с пустого места – готовилась-то эта перемена годы, если не десятилетия… И готовил её не только сам Илья – жена его, конечно же, в первую очередь. Но ещё и Бурей, а может, и ещё кто-то, я же всего не знаю…
А ведь мы в крепости сейчас тоже в самом начале пути, как тогда Илья: и Алексей, и Михайла, и братья мои… Да те же девки… Кто знает, какие нынешние мелочи потом всю их судьбу решат?.. И всё так или иначе с Анной Павловной связано. Может, она эти мелочи и творит сейчас, незаметно для всех… да и для себя самой тоже?»
И в конце самом, вдогонку уже, еще одна мысль пришла:
«А ведь не все ты, дядька Илья, сказал! То ли сам не понял, то ли не хочешь об этом поминать… Ну да и ладно, я это девкам потом, без отроков поведаю… Тати тогда на меня охотились, а Продька ваша сама на Алексея охоту устроила – и получила… Потому как забыла: мужам надо себя охотниками чувствовать, а не добычей…»
Июль 1125 года. База Младшей стражи
После возвращения в крепость Мишка велел Дмитрию распоряжаться дальше, а сам подъехал к телеге, в которой сидела мать. Анна сразу поняла, что ему не терпится переговорить с ней, причем сын заметно нервничал – так, что его беспокойство даже передавалось коню: Зверь под старшиной Младшей стражи беспокойно перебирал ногами и стриг ушами. Не хотелось Анне сегодня еще и с Мишаней обсуждать случившееся в Ратном – уж очень сильно устала за день, однако понимала, что придется. Сына на подворье во время скандала не было, да и от церкви во время «циркуса» с Просдокой он уже, кажется, ушел куда-то. А Осьмы и на службе не было – наверняка в лавку или на склад вместе пошли – очень уж внимательно Мишаня вникал в новые погорынские торговые дела.
По дороге в крепость отроки наверняка старшине рассказали о происшествиях, но в каком виде? Что они вообще во всем этом поняли? Скорее всего, переврали да домыслили по-своему – не поймешь, что там на самом деле было.
– После ужина поговорим, – не дожидаясь вопроса, сказала Анна сыну.
Мишка спорить не стал, молча кивнул и отъехал, а Анна тут же пожалела об этом:
«К Алексею пойдет. А что тот расскажет – неизвестно. Если несколько баб шум подняли, то ни один муж в причины вникать не станет – все единым махом бабьими дрязгами обзовут. Даже если потом припечет – разбираться не станут, скорее кулаки в ход пустят, а то и железо. Тут с налета ничего не решишь, слишком уж разные интересы схлестнулись… и не приструнишь баб так просто – о судьбе своих детей пекутся… Татьяна же слаба, не справится. Мне из крепости в Ратное возвращаться нельзя, значит, как ни крути, помощница в лисовиновской усадьбе нужна. А кто?»
От одной лишь мысли, что единственный подходящий для этого человек – Листвяна, Анна сморщилась и припомнила чуть не все бранные слова, которые знала. Но деваться все равно некуда: Листвяна и баб приструнит (не гляди, что холопка), и Корнею сумеет все в нужном виде преподнести, да и с Лавром найдет способ управиться. Открыто перечить или попрекать не станет, но придумает что-нибудь.
«Умна, зараза. Добыл себе батюшка “сокровище”».
Но сыну тоже надо было что-то и как-то объяснить, а то обязательно полезет сам разбираться. И ведь даже не угадаешь, чего придумает!
«Да что ж за наказание такое?! Хоть посольскую службу правь – и это в собственной семье! Впору боярина Федора в помощь звать…»
За этими мыслями Анна Павловна, однако, и о деле не забывала – надо было распорядиться, чтобы приготовили жилье для Веи. Жить, пока усадьба не готова да Стерв не вернулся из-за болота, она тоже будет в девичьей, благо свободных горниц там еще хватает. А ведь Илья говорил, что и его Ульяна завтра приедет.
Анна со вздохом проводила глазами дочерей: Машка взялась показать Ельке девичью избу, следом за ними увязались и Аринины сестренки – так все вместе и двинулись к крыльцу.
«Дуры моему боярству завидуют. А от чего мне отказываться приходится, чего лишаться – знать не знают! Дочку на новом месте устроить и то некогда».
За девицами всякий раз после таких поездок глаз да глаз нужен был: у кого-то при каждом расставании с родными слезы на глаза наворачивались, иные, наоборот, становились излишне говорливы и веселы. Нелегко после встреч с родными, всем нелегко. Даже Анюта с Марией порой общему настроению поддавались, хотя уж они-то как раз при матери…
Но сегодня Анька была на удивление тиха и задумчива, да и прочие девки, которые с ней в одной телеге ехали, выглядели как-то странно, будто в легком обалдении. Может, опять им Арина что-то эдакое рассказала?
Еще в дороге Анна Павловна заметила, что возле той телеги отроков крутилось больше, чем возле двух других, в которых тоже девицы ехали. Оно вроде и не удивительно – возле Анюты и Прасковьи всегда мальчишек хватает, да и Арина их тоже притягивает, даром что старше. А вот почему после первого смеха у них тихо стало – это непонятно. Илья, что ли, опять свои байки рассказывал? Он может! Анна в который раз посмеялась про себя, вспомнив присказку, которая с легкой руки Ильи стала в Ратном чуть ли не поговоркой: «Я женщина слабая, беззащитная… и скалкой, скалкой!»
