— А зачем?
— Зачем что?
— Зачем ты яблоки носишь?
— Чтобы в кладовке лежали.
Мальчишка замолчал на секунду, явно понимая, что разговор заходит куда-то не туда, вроде и ответы получены, но ситуация нифига не прояснилась. Взрослый бы решил, что над ним издеваются, но мальчишка просто пошел по второму кругу:
— Ершан, а ты кто?
— Человек.
— Нет, а ты что за человек?
— Хороший.
— Точно?
— Точно.
— А кто подтвердит?
— А вон, у деда Паича спроси.
— Дед Паич обещал мне ухи открутить.
— За дело, небось?
— За дело, — вздохнул мальчишка, — Я с его яблони упал.
— Ну, наверное, сначала ты на нее залез? За яблоками, верно?
— Верно.
— А дед Паич, наверное, не любит, когда его яблоки воруют?
— Я не воровал, я просто хотел яблоко сорвать. И упал. Вниз.
— Чего ж тогда дед Паич к твоим ушам примеряется?
— Я вместе с суком упал.
— Ну, тогда я его прекрасно понимаю.
Мы дошли до сараюшки, в которой стояли ящики с отобранными яблоками. Я открыл мотнувшуюся на кожаных петлях дверь и замер.
В лицо мне смотрел ствол пистолета.
* * *
Испугал мен не сам пистолет, тут уж я с первого взгляда определил, что передо мной — точная копия пистолета, которым владел яблоневый космонавт. Проблема в том, что именно он, тот самый мальчишка, который бежал за мной сзади, стоял теперь передо мной в сарае. Белобрысый, круглоголовый, семи-восьми лет, в широких черных штанах на лямках и белой — когда-то — рубашке.
Одно лицо.
Признаюсь честно, в первое мгновение оглядываться мне было жутковато. А что, если за моей спиной стоит какое-то чужеродное чудовище, которое только притворялось ребенком? Даже вспомнился эпизод из какого-то фильма ужасов, в котором персонаж разговаривает с человеком за спиной, а потом оглядывается — а человека там давно нет… [1]
Тьфу.
Я оглянулся.
Второй мальчишка весело мне подмигнул. Потом они вдвоем с внутрисарайным пацаном рванули бегом к выходу со двора.
Близнята, чуть до инфаркта не довели…
Я зашел в сарай, слыша за спиной далекий крик деда: «Вот я вас крапивой!»
— Ершан, сынок, — обратилась ко мне женщина, толокшая яблоки в кашу. Кажется, жена дядьки Драка, — Помоги, пожалуйста, принеси из сельпо[2] мешок сахара. Там все уплачено, только забрать. А то мне не по силам, дедушки — и подавно, а Драк придет к вечеру. Поможешь?
— О чем речь? Где сельпо?
— Вы к дому от залива поднимались?
— Ага.
— Ну вот, а селпо — по другую сторону дома. Из калитки выйдешь — и налево, там площадь а на ней, справа — сельпо. Скажи Манке, что тот это мешок, который Пакратовы купили, она знает.
— Хорошо… — несколько озадаченно кивнул я. А Манка мне на слово поверит? Я, как бы, человек незнакомый…
Нитка, ловко разрезающая яблоки на кусочки, только черное лезвие ножа мелькало, подмигнула мне, и все сомнения пропали.
* * *
Площадь, скорее, площадка, заросла низкой зеленой травой-муравой, разве что накатанные колеи светлели пылью, да блестела посередине красивая лужа.
Направо, значит…
Небольшой голубой домик сельпо я опознал сразу, для особо туповатых над дверью была вывеска. А вот то, что под этой вывеской лязгала ключами, вешая замок, какая-то тетенька — вот это настораживало.
— Ээ… Добрый день…
— Здрасьте, — ответила «тетенька», не оборачиваясь. Потом повернулась, оказалась молоденькой круглолицей девчонкой лет двадцати, и подпрыгнула:
— Это что еще за старик Агашич?
— Меня тетя… э… Пакратова послала за мешком сахара.
— За мешком? — прищурилась девчонка.
— Ага.
— А ты ей кто?
— Я ей друг дяди Драка.
— Точно?
— Точно.
— А где у дяди Драка шрам?
— Слушай, не знаю. На видимых местах нет, а в бане я с ним не мылся. А где у него шрам?
Девчонка покраснела:
— Дурак. Я с ним тоже в бане не мылась. Мешок сахара, значит?
— Ага.
— Подожди пять минуток, а? До дому добегу и приду.
— Беги.
Куда мне торопиться, верно?
Я прошелся туда-сюда вдоль магазина, потом прошелся поперек магазина, то есть подошел к луже, посмотрел, как ветерок гоняет по ее поверхности рябь…
— Ты, что ли, Ниткин хахаль новый? — произнесли за моей спиной.
[1] Автор понятия не имеет, что за фильм сейчас вспомнил герой
[2] Магазин сельского потребительского общества
Глава 80
Молодой парнишка… ну как, молодой, где-то на год младше меня, лет девятнадцать. Высокий, широкоплечий. Плоская кепка на голове, распахнутый пиджак, под которым белая рубашка, руки — в брюки, на ногах — сапоги, в уголку рта — папироска. Лицо… какое-то… дерганое, что ли. Глаза голубые, застывшие, казалось, что и не моргнут и по коже лица периодически пробегает легкая судорога, как будто он быстро-быстро морщится.
Ну что этому гражданину ответить? «Нет»? Ну, во-первых, это будет не совсем правда, верно? А во-вторых — как-то трусливо получится. «Да»? Тоже как-то… не совсем правда… Да и «хахалем» я себя называть не собираюсь.
— С чего это я тут должен перед тобой отчитываться?
— Да так просто, поболтать хотел, — криво улыбнулся парень, — Я ее первый буду, так могу тебе подсказать, что она любит, как…
Я чуть ли натурально увидел, как с этими словами из его рта вываливаются куски грязи.
Никто, ни один нормальный человек не станет такого говорить. А ненормальный — не станет говорить незнакомому. Может, это местный юродивый? Которому даже и врезать нельзя — народ привык и не поймет. Как в той книге, где герои вышли из леса в деревню, вырубили милиционера, а он оказался дурачком, который просто шутил по-своему[1]. Или он меня просто провоцирует?
Пальцы дернулись, но сжаться в кулак не успели.
— А, я вспомнил, — раздался спокойный, даже чуть веселый голос, в которомс удивлением узнал свой собственный, — Нитка про тебя говорила. Тот самый неудачник, у которого не только крошечный, так еще и не встал. Так что, братишка, первым у тебя не получилось, извини…
Лицо парня побурело, глаза начали натурально закатываться под лоб:
— Ах ты…
Он махнул рукой, целясь мне в глаз, широко, непрофессионально… Сержант Краев, который учил нас в армии рукопашному бою, при виде такого удара орал бы так, что даже марсиане тревожно бы подскочили.
Я присел — кулак промчался над моей головой, как товарняк — а потом резко выбросил руку вперед.
Вот так нас учил сержант Краев.
Агрессивный парнишка хэкнул и сложился пополам, пытаясь отдышаться.
— Это я тебя еще пожалел, — сочувствующе проговорил я. Ладно, с издевкой проговорил. Имею право.
— Краст!!! — гневный крик.
Я оглянулся. На улице, той, что шла к дому дяди Драка, стояла раскрасневшаяся Нитка, яростно сдувая со лба выбившуюся из-под косынки прядь. Руки в боки, глаза горят и ей пофиг, на каком боку у меня тюбетейка[2]. Настоящая русская… или как там они здесь называются?… федская женщи…
Погодите-ка… Краст? Это тот самый Крастик, из-за которого моя — да вашу мать, моя! — Нитка не смотрела на парней?
И в этот момент меня накрыл флешбэк.
* * *
Мне восемнадцать лет. Лето, август, прошли и экзамены и выпускные. Мы гуляем вечером по улице с моей одноклассницей, с которой я встречаюсь, и по которой я сох… ну, честно говоря, как только она доросла до третьего размера, так и начал сохнуть. Я твердо уверен, что влюблен в нее, в том возрасте любовь и эрекцию легко перепутать, это я сейчас, став на два года старше, понимаю, а тогда-то… Так вот, мы с ней гуляем и на нас вылетает мальчонка, который с ней встречался до меня. Называет ее «шлюхой», а мне, дурного слова не говоря, прилетает по физиономии. С товарищем сержантом мы знакомы еще не были, так что уклониться я не успел, получился плюху, отшатнулся в сторону… За себя я бы, может, и не обиделся, но за девушку… Так что, хотя драться никогда особо не умел — прыгнул вперед. Попал кулаком удачно, кровь с носа брызнула прям веером, как в американских боевиках. Бывший падает, и тут я слышу: «Леша!!!». А я, как бы, не Леша вовсе. Моя любовь бросается к пострадавшему Леше, начинает над ними причитать, пытаться поднять, и гневно бросает мне: «Ты что, озверел?! Зачем ты его ударил?!». Я постоял чуток, посмотрел, как она над ним сюсюкает, качнулся с пятки на носок — и ушел. Как-то засохла любовь тут же, куда там помидорам. Мне, кстати, бывшая любовь назавтра еще и претензии высказывала, потому что бедный Лешенька, как только пришел в себя, врезал ей в глаз и ушел.
