А что делать нам? Если не убраться с пути пала — сгорим. Бежать от пожара — коммандос расстреляет, как леопарда. Им, как и нам, до плато бежать одинаково, вот только нас огонь первыми достанет. У кого нервы крепче?
С тыла бежали люди.
— Фугу! Фугу! Аум сенджо! — кричал один анголец, показывая назад. — Эль ис таки! (Огонь! Там огонь. Он идет сюда! — португ.)
Бежали беспорядочно. Многие без автоматов, бросили где-то. Лишь некоторые, увидев нас, бросились на землю, остальные проскочили полосу буша и побежали по полю.
— Стой! Стой! — Заорал Свиридов. — Их сейчас всех положат, мля!
— Парар! Парар! — Закричал Григорьев. — Парар! Онди? (Стой! Куда? Португ.)
Мы сбили с ног нескольких, что бежали через нас. Но двое вырвались и вновь кинулись к роще.
— Деволта! — Кричат кубинцы. — Ментир! (назад, ложись — португ.)
Никто не добежал и до середины поля. Коммандос положили всех.
— Песец. — Яневич откинулся на ствол. — Что будем делать, командир?
Свиридов смотрел на накатывающийся огненный вал. И молчал.
Паша выругался и выстрелил из ракетницы. Небо прочертила зеленая ракета, что означало «прошу помощи». В ответ из-за рощи поднялись две красных.
— Хрен кто нам сейчас поможет, — сплюнул Агапов. — Командир? Чего молчишь, запечемся нафиг.
— Тихо! — поднял руку Антон.
Все замерли, пытаясь что-то услышать среди треска пожара и канонады. В пылающих акациях ухнуло орудие. Рык дизеля нарастал, потом, валя горящие акации, на опушку выехала тридцать четверка, поводила стволом, выстрелила по роще. А из рощи ответили выстрелом гранатомета. Танк вспыхнул.
— Тоха! — Вскочил Григорьев. — Суки!
И всадил гранату в то место, откуда стреляли по танку. Затем, даже не пригибаясь, вставил новый заряд. Выстрелил. Граната рванула на самом краю рощи, начисто срубив крайнюю акацию.
— Суки! — Григорьев вновь заряжал гранатомет.
Мы сбили Сашку с ног, но он успел схлопотать пулю.
— Суки! — простонал он, зажимая рану на плече. — Тошку, сожгли.
На мгновение все замерли, глядя на горящий танк.
— Ну что же, видать не судьба, — сквозь зубы процедил Антон и дернул затвор автомата. — Приготовиться. Россыпью до камней. Огонь по роще. Паша, возьми граник, все выстрелы туда же.
— Стой! Есть идея получше. — Я забрал у Паши ракетницу. — Давай сюда огни.
— Сигнал? Каким цветом?
— Пох… сейчас мы им сами пекло устроим.
Краем глаза заметил, как сообразительный Рамон заряжает свою ракетницу.
Вместе с Азуро стреляем ракетами параллельно земле, прямо сквозь траву. Яркие шары прочертили поле и заметались по роще, рикошетируя от стволов. Мы кидали сигналки и прямо, и наискось, чтобы зажечь всю траву на поляне. Отстреляли все, лишь я оставил три патрона зеленого огня.
Поле вспыхнуло почти по всей площади. Мы оказались в маленьком, быстро сужающемся коридоре, среди двух огненных валов. Из рощи огрызнулись злобным огнем. Коммандос палили наугад, и попадали — вскочивших в полный рост ангольцев сразу проредило. Но нам некогда ждать, когда наш рукотворный пожар отгонит врага. Самих начинает припекать с другой стороны.
— Вперед! Бегом! Бегом!
Вскакиваем и быстро бежим к плато. Вдруг, бежавший впереди Григорьев спотыкается. Подхватываю его на ходу и вижу — у него ранение, и вновь в плечо. Падает Яневич, его тоже зацепило. Не сразу соображаю, что прилетает не с той стороны. Что-то заставляет посмотреть назад. И тут обнаруживаю негра в форме «Партии труда» целящегося в спину Свиридова. Приходится бросить Сашку, чтобы успеть выстрелить первым.
Успел. Почти. Эта тварь выстрелить успевает, но на пути встаёт Рамирес, оттолкнув Григорьева в сторону, фактически закрывая его собой. Вместе с кубинцем расстреливаем диверсанта.
Без сомнения, это был переодетый коммандос. Скорей всего один из тех, кто наливняк подорвал, а потом пожаром был вытеснен сюда. Но… сообразительная сволочь, быстро сориентировался.
Надо же, всегда считали, что в южно-африканских коммандос только белые служат, но… теперь понятно, почему мы раньше никого из диверсантов найти не могли, хотя после всех рукотворных ЧП наглухо перекрывали все пути отхода. Просто-напросто диверсанты, заранее одетые в форму «Партии труда», сами принимали участие в поисках самих себя.
Подхватываю Григорьева и получившего пулю в бедро Рамиреса. Всех оставшихся ангольцев направляем вперед. Веры им уже нет. Мало ли еще кто среди них затесался?
Коммандос непрерывно стреляют. Наугад. Сквозь огонь. Мы на ходу в ответ садим. Ветер похоже усилился и пал справа уже накатывался быстрее, чем бежали мы, а наш рукотворный давно уперся в плато. На последних метрах проскакивали уже сквозь пламя и густой дым. Только вывалились из огненного вихря и, не успев отдышаться, как нос к носу столкнулись с выскочившими с дымящейся одеждой коммандос. Высадив во врага остатки патронов, сошлись в рукопашной. Жестко. На ножах.
Ветер разорывает дымовую завесу и передо мной возникает коренастый коммандос, явный европеец, с зачерненным краской лицом, в таком же камуфляже как на нас, без каких либо знаков. В руках калашников. От очереди в упор ухожу подкатом вперед, цевье вражеского автомата вверх, правой ногой бью в голень и сразу под магазин, тот отлетает в сторону, а коммандос, шипя от боли, назад. Автомат остаётся у меня. Враг уже на ногах, в руке нож. Даже не верится, что так можно подставиться. Он что, думает, я с ним на ножах сейчас буду? Счас. Крутанул калаш, направляя его на коммандос. У того удивленно выпучиваются глаза — понял свою ошибку. Последнюю.
А рядом Азуро с огромным негром танец смерти закруживает. Коммандос крупнее раза в два, но маленького кубинца не смущают габариты врага, наоборот, он как будто приклеился к негру. Рамон не только успевает блокировать удары, но и очень быстро наносить свои. Нож кубинца словно пропеллер кромсает камуфляж негра. Получив удар ножом по руке, коммандос теряет свой нож, отпрыгивает и выхватывает пистолет, но Азуро не дает ему шанса — нож входит грудь по рукоять.
Точку в этой мясорубке поставили успевшие перезарядиться и занять позиции пулеметчики, одновременно открыв огонь с обеих сторон. Мы и коммандос, отстреливаясь, начали оттягиваться за камни. Переваливаясь за валун ощутил хлесткий удар, как плетью вдоль тела…
Очнулся. Ничего не чувствую. Как в эйфории нахожусь. На груди плотная повязка, бедро тоже перетянуто. Рядом Рамирес с перебинтованной ногой. Перед ним, на брошенной куртке патроны россыпью. Сидит и спокойно магазины набивает. Увидев, что я очнулся, подмигнул:
— У вас говорят «жить будем — не помрем».
