Старший лейтенант улыбнулся снисходительно.
– Не может не остановиться. У русских в море свои законы…
Пояснять, что имеется в виду, Белли не стал.
Держа на гафеле трехфлажный сигнал, «Призрак», прибавляя ход, двинулся на пересечение курса лайнера. Через час пароход стал виден в бинокли. Довольно большой, в восемь тысяч тонн водоизмещением, он, кроме генерального груза, мог принимать двадцать пассажиров первого класса и пятьдесят – второго.
Две высокие трубы старательно дымили, бурун у прямого форштевня говорил о том, что скорость «Царицы» не меньше двенадцати узлов.
Как и рассчитывал Белли, заметив яхту и прочитав сигнал, вахтенный штурман вызвал на мостик капитана. Ему принимать решение.
Через несколько минут пароход ответил «Ясно вижу», к реям пошли черные шары, сообщая о том, что он стопорит ход и ложится в дрейф.
Океан лежал зеркально-гладкий, будто тихое озеро, подходить к борту можно было без опаски. Матросы выбросили кранцы.
У правого борта парохода столпилось около десятка любопытствующих пассажиров. Редкое развлечение в долгом рейсе – посмотреть на красавицу-яхту.
– Что вы имеете мне сообщить? – прокричал капитан в большой медный рупор. По-английски, естественно.
– Прошу разрешения пришвартоваться и подняться на борт, – ответил Белли, сильно задирая голову. Мостик «Царицы» нависал над «Призраком» на уровне середины мачт.
– По штормтрапу подниметесь или парадный вывалить? – с долей иронии осведомился капитан. Опасаться ему было нечего, о пиратах в этих широтах не слышали давным-давно. Но если он сочтет причину остановки неподходящей, наверняка выставит приличный счет.
– Оркестра тоже не надо, – ответил Белли. Те, кто понял, – засмеялись.
На палубу первым легко взбежал старший лейтенант, за ним – с меньшей сноровкой – Кирсанов.
– Отойдемте в сторонку, капитан, – предложил жандарм, после чего перешел на русский. Представился сам и представил Владимира. Поскольку в нынешнем Российском флоте его звание отсутствовало, он был назван просто лейтенантом. На капитана второго ранга не тянул по возрасту, раньше тридцати этот чин получить было трудно, особенно в мирное время.
– Слушаю вас, господа, – ответил капитан парохода Геннадий Арсеньевич Челноков, солидный моряк с полуседой бородой и бакенбардами в духе прошлого царствования. Тон его и благодушное лицо выражали полную предупредительность. «Царица» принадлежала к так называемому Добровольному флоту, суда которого в случае войны становились вспомогательными крейсерами, и комсостав его комплектовался из флотских офицеров запаса. И сам он был бывшим лейтенантом Черноморского флота, хорошо, что не Балтийского. Кроме кое-кого из старых преподавателей Морского корпуса, общих знакомых у них с Белли не имелось. Сама же фамилия внушала уважение.
– Государственные интересы требуют, чтобы вы приняли на борт меня и двух моих сотрудников, – доверительно сказал Кирсанов, угощая капитана папироской. – Документы у всех в полном порядке. Только нужно, чтобы вы оформили два билета от Владивостока, один от Шанхая. Полную стоимость мы оплатим. Не возражаете?
– О чем речь, господа! Все сделаем, устроим в первом классе, там больше половины кают свободно.
– Вот и хорошо. Обсудить подробности время у нас будет. Прикажите на вахте, чтобы спустили на яхту концы и приняли багаж…
Давыдов и Эльснер забрались на палубу, за ними вверх пошли тяжеленные, как тогда было принято, очень крепкие и водонепроницаемые чемоданы. Мода путешествовать по миру с кейсами еще не привилась. Странствовали по принципу: «Все свое вожу с собой».
Распрощались с Владимиром крепкими рукопожатиями. Неизвестно, доведется ли встретиться. У моряков своя судьба, у разведчиков – своя.
– Я вам, признаюсь, завидую, – сказал Белли. – Мы, пожалуй, отвоевались, а вам все только предстоит.
– Особенно не стоит, – похлопал его по плечу Кирсанов. – Почаще вспоминайте нашу встречу на омском вокзале. Много ли вы тогда романтических чувств испытывали, хотя в романе ваши приключения могли быть описаны крайне увлекательно. До сих пор помню ваши глаза, когда вы отмылись, переоделись и сели за прилично накрытый стол в салон-вагоне…
Лейтенант не нашел что ответить, кивнул и ловко, как обезьяна, соскользнул по штормтрапу на свою палубу.
Пароход и яхта обменялись гудками и разошлись, «как в море корабли».
С тех пор как открылась для движения поездов Транссибирская магистраль, желающих путешествовать с Дальнего Востока в столицы и центральные губернии морем сильно поубавилось. Билеты на весь маршрут покупали только истинные любители экзотики да люди, которым доктор прописал оздоровительную прогулку через три океана. Пассажиры обычно подбирались промежуточные, до тех портов, с которыми иного сообщения не было. Из Владивостока до Шанхая, оттуда до Сингапура, с Сингапура на Маврикий и так далее.
Это Кирсанова вполне устраивало.
Капитан Челноков отвел каждому по каюте в надстройке. Не тот, естественно, уровень комфорта, которым попользовались офицеры в люксах «Валгаллы», но вполне прилично. Люди же все были родом из этого, все еще девятнадцатого века. Гальюн один на всех, в конце коридора, душ тоже один, зато – с пресной водой. Экипаж мылся забортной.
До Петербурга в первом классе плыл только действительный статский советник Ермолаев Евгений Лаврентьевич с женой Полиной Ивановной и двумя сыновьями, одиннадцати и тринадцати лет. Выслужив полный пенсион и кое-что подкопив на службе, решил напоследок мир посмотреть и детям показать. Другой раз вряд ли доведется.
Обедали за капитанским столом этим же составом. Разнообразная публика, населявшая двухместные каюты ниже палубы, кормилась вместе с помощником и штурманами.
Угощали, впрочем, почти одинаково. Камбуз на «Царице» был общий. Различались только напитки и закуски.
Чиновник оказался очень приличным человеком, около шестидесяти лет, всю жизнь прослужившим по судебному ведомству, но сохранившим крепкое здоровье и своеобразный юмор в духе Салтыкова-Щедрина. Супруга была лет на двадцать младше, круглолица и смешлива. В такой компании и до самого Питера плыть было бы необременительно.
К первому табльдоту[101] Кирсанов выставил две бутылки шампанского и наилучший коньяк, который прихватил из винных погребов «Валгаллы» для подобных случаев. Если изображаешь богатого коммерсанта, нужно соответствовать. Давыдов сыпал анекдотами предвоенной (1910–1914 гг.) поры, никем здесь не слыханными, но попадающими в общий тон. Более поздние вызвали бы только тягостное недоумение. Имел успех.
