— Скажи ему, что оружие, захваченное у нападавших, револьверы системы "Наган" и русские винтовки образца 1891 года, говорят о том, что оружие в Бизерту всё-таки прибыло. То, что французские власти его потеряли на своей территории, их ничуть не извиняет. Мы не настаиваем на поиске стволов и готовы удовлетвориться денежной компенсацией. Тем не менее, ваше правительство будет извещено, что в Бизерте действует банда, имеющая в своём распоряжении количество оружия, достаточного для вооружения целой дивизии. Думаю, это станет сенсацией мировой прессы и негативно повлияет на имидж французского правительства, неспособного обеспечить порядок на собственной территории. Или пусть забирает свою писульку и идёт к чёрту со своими запретами, нам даже на базар за фруктами из-за него не сходить и своих в больнице не проведать. Спроси, как они там?
Француз отвечал возбуждённо, по жестам и мимике я и без перевода догадался, что он возмущён до глубины души. Тем не менее, бумагу забрал, а под конец склонил голову и что-то произнёс с траурной миной.
— К сожалению, наши бойцы скончались, — перевёл Кузнецов.
— Как?! И полдня не прошло! Почему?
Губернатор помялся, но ответил как есть, тела всё равно бы выдать пришлось.
— Зарезаны неизвестными. Полиция ищет преступников.
Мельников, стоящий на борту линкора в поле моего зрения и навостривший уши, прислушиваясь к нашему разговору, посерел лицом.
— Слушай ты, мусью, — у меня откровенно говоря, сдали нервы и остро захотелось врезать лягушатнику так, чтоб в котелке зазвенело. — Не выдать нам боекомплект эскадры ты не можешь. Если ещё хоть кто-нибудь, хоть просто косо посмотрит в нашу сторону, мы на абсолютно законных основаниях погрузим всё на линкор, а потом с ним произойдёт несчастный случай, порох в зарядах, понимаешь, деградировал. Твой курятник со всеми перьями просто снесёт в Средиземное море! Я доступно нашу позицию излагаю?!!
Скорчить приятную иноземному глазу рожу я не озаботился, пусть привыкает к нам, таким как есть. Ну и что, что оскалился, зато его вон как проняло! Сглотнул, кивнул и был таков!
Со стороны капитана первого ранга Кузнецова было весьма опрометчиво доверить весь запас алкоголя, изъятого из запасов "Дельфина" наряду с подавляющей частью продовольствия, и.о. комиссара, капитану госбезопасности Любимову, казавшемуся самым ответственным товарищем, которому, к тому же, по должности положено. Не сумев заснуть на следующую ночь после отлёта К-7 дольше, чем до полуночи, я не нашёл ничего предосудительного в том, чтобы накапать себе пять капель для снятия стресса. Конечно, пить одному некомильфо, но я рассудил, что немного и в лечебных целях можно. Не помогло, дозу пришлось увеличить, причём, в несколько раз. Эффект получился прямо противоположный ожидаемому. Навязчивые мысли о линкоре, моей судьбе, оставленной в Москве семье, внутриполитической ситуации в СССР, не только не вылетели из головы, наоборот, они перемешались самым катастрофическим образом и их обрывки, хаотично всплывая в сознании, нагоняли тревогу, не дающую уснуть. Решив, что клин надо вышибать клином, я сел, зажёг керосиновую лампу и, выбрал по пьяной причуде цель написать песню. Почему песню? А я этим никогда не занимался, вот почему. Просто надо было сосредоточиться на чём-то одном и малознакомом, потому, как хорошо знакомое оптимизма не внушало. В силу моей неопытности мотив пришлось занять, поэтому на воспоминания и мурлыканье всего подряд себе под нос ушла куча времени. Надо заметить, что лечиться я не забывал. Пока, наконец, не понял. Вот оно!
С утра комиссар линкора "Александр Невский" не вышел к подъёму флага. И к завтраку тоже. Мельников, подошедший к двери моей каюты и постучавший в неё, услышал в ответ неразборчивое бурчание и успокоился. Жив и ладно. Подумаешь, устал человек. Тревога поднялась, когда я решил своё творение, на мотив песни "Над нами ласковое море", изобразить в полный голос, но не сразу. Первый куплет я исполнил вообще без помех, потому, что поначалу не смогли определить источник воплей.
Кровавым заревом затянут горизонт
Депеши штабу шлёт наш капитан
Мы в окруженьи и потерь не счесть,
Пришлите в помощь нам морской десант.
У нас держаться больше нету сил,
Вчера сожгли последние патроны.
Француз корабль с суши осадил,
А на воде он выставил кордоны.
Во время припева, на палубе забегали, а французы и женщины, собравшиеся на берегу снова, стали шарить глазами по морю.
Над нами ласковое море,
Висит над ним сахарский страшный зной.
Останется лишь песня о героях
В Бизерте принявших последний правый бой.
В дверь каюты забарабанили, но я не обращал внимания.
Нам всем абзац, чтоб хуже не сказать,
Лишь на "Дельфин" последняя надежда.
И потому мы смотрим в небеса,
Ведь помнит Родина, поддержит, как и прежде.
Сомнения и сопли не для нас!
Нам недоступны миражи метаний,
Когда товарищ Сталин даст приказ -
Мы выполним его без колебаний!
— Любимов, заткнись! Какого чёрта творишь?!! — орал мне через переборку Мельников.
Над нами ласковое море,
Висит над ним сахарский страшный зной.
Останется лишь песня о героях
В Бизерте принявших последний правый бой.
— Инструмент живо! Хоть что нибудь!!!
Стоит без хода наш линкор могучий,
На берег вывалив облезлый ржавый борт,
Огня клинок, рванувший выше тучи,
Вмиг превратит его в стальной гигантский гроб.
Свой пламенный привет шлём белякам,
Пусть помнят нас, осназовцев с востока,
Взрывной волной мы входим в гости к вам,
Нельзя сдержать могучего потока.
— Ломайте!!!
Над нами ласковое море,
Висит над ним сахарский страшный зной.
Останется лишь песня о героях
В Бизерте принявших последний правый бой.
Бам! Баммм!! Дверь держалась, а я не унимался.
Пускай считают, что Осназ жесток,
Мы знаем — хор уродов и кретинок
Лишь прикрывает ереси росток,
Но их раздавит пролетарский наш ботинок.
Не беспокоит белый легион,
Покойным сном мертвецки спит Бизерта.
И в полной безопасности кордон -
Спасибо вам, родной Осназ за это!
И, что есть духу!
Над нами ласковое море,
Висит над ним сахарский страшный зной.
Останется лишь песня о героях
