Русского адмирала понесло. Остается кивать, хмыкать, марать блокнот да гадать, настолько излияние искренне. Но вот Алексеев остановился.
– Начинаете скучать? Прошу прощения. Давайте оставим скользкую тему репрессалий. У меня и так прочная репутация чудовища, хотя я не брал в заложники женщин и не жег города без объявления войны, как украшающий Трафальгарскую площадь Нельсон.
– Давайте. Обратимся к будущему… Следующая – Франция?
– Почему? – Евгений Алексеев вскинул плечи чуть не до ушей. А ведь адмиралу пошел шестой десяток… Интересно, болит ли у него спина?
– Это единственная держава, не поплатившаяся за осаду Севастополя. Я слышал, вы говорили, что вернули Британии «салочку».
– Подслушали? – Вокруг глаз русского адмирала собрались веселые морщинки.
– Просто слушал. Вы не слишком приглушали голос.
– Ну и правильно, как еще собирать сенсации… На самом деле главная цель – достигнута. Да, так и напишите. Отныне ни на суше, ни на море ни одна страна не имеет решающего превосходства. Я думаю, это очень хорошо. В таких условиях приходится заботиться о союзниках, и подлость не будет вознаграждаться. И в этом, кстати, заключается общий интерес всех держав – создание мира, в котором преуспевали бы джентльмены, а не подлецы.
Алексеев вжал кнопку вызова. Немедленно объявился официант с очередной чашечкой. Адмирал принюхался. Вздохнул.
– Сойдет. И по цвету – старый «ореховый», не нынешний защитный. А в конце войны южане и дубовой корой форму красили. Черные мундиры, черные знамена с косым крестом. «Небегущие». Вы знаете, что это индейская традиция? Но вот оказалась полезной в современной войне – надлежащим образом пересмотренная, разумеется. Южанам, при их соотношении сил с соседом, приходится делать ставку разом на новейшую технику и массовый героизм…
Он отхлебнул светло-коричневый напиток. Снова вздохнул. Вот и повод выжать из Невозможного простое, человеческое, близкое обывателю.
– Вы пьете кофе с молоком?
– Скорее, молоко с кофе… испанский рецепт, жена выискала. Настоящий мне нельзя, а я привык. Еще с Чарлстона. Вот и приходится пить такой. Или желудевый. Жена уверяет, что гадость, а я в ту войну привык.
– Тогда вы будете непобедимы.
Снова хитрый прищур:
– Куда мне до Седого Лиса. Но ведь и у него бывали неудачи… Да и Геттисберг… Я на его месте не решился бы так рискнуть. Хотя у него тогда был Джексон. Борегар, Джексон, Ли… Знаете, так вышло, что своими учителями я считаю сухопутных генералов. Прежде всего – этих троих.
Беседа бежит, как минутная стрелка – неторопливо, но количество чистых листов в блокноте быстро уменьшается.
– Вы много говорите… В том числе много политического. Не боитесь, что вас уволят в отставку?
– Не боюсь – знаю. Уволят назавтра по заключению мира. Меня это не огорчает, в отставке совсем неплохо! Я там был четыре раза, а уж сколько в бессрочном отпуске и за штатом – не сосчитать никому, кроме адмиралтейских писарей. Флот? Есть Генеральный морской штаб. Есть морской министр. Они хороши… не достаточно, а в превосходной степени.
– В мирное время?
Снова половина улыбки:
– И в военное. Впрочем, когда становится действительно интересно, меня зовут… Очень любезно, да.
Остается разве хмыкнуть. Алексеевское «интересно» для остальных означает «безнадежно». Но русский адмирал словно не замечает козней и интриг… Или притворяется?
– Не притворяюсь.
Вот оно! Волшебник морей демонстрирует чтение мыслей!
– Но приходить на все разрушенное…
– Не все. У меня надежная гавань. Князя Алексеева можно отправить в отставку. Но княгиня непотопляема.
Так оно и есть. Николаевский завод, Алексеевский-Невский, нефтепромыслы в Баку. Генерал в юбке. Впрочем, у русских для женщин предусмотрены отдельные чины. «Дама в чине обер-гофмейстерины». Портрет императрицы у сердца. Орден Святой Екатерины – бросила пару миллионов на госпитали. Награды, почитающиеся мужскими – Святой Станислав, Святая Анна, даже Святой Андрей. Личная подруга императрицы, крестная мать царских внуков…
– Кстати, это правда, что ваша супруга предпочитает, когда ее называют не «ваша светлость», а по-американски, «лейтенант Алексеева»?
– Неправда. Президент Джонстон еще сколько лет назад присвоил ей капитана. Тем более, капитанов и полковников в Конфедерации – полным-полно. Так что, когда мы бываем в Чарлстоне и Ричмонде, Берта цепляет на воротник три звезды… Точно, как Ли.
– А адмиралом капитан Алексеева стать не желает? Например, русским?
– Так ее русский чин полному адмиралу и соответствует. А по имени… ей вполне достаточно звания, которое носил ее отец. Дело ведь не в количестве мишуры на плечах, в петлицах и на рукавах.
Алексеев между тем достал часы, тяжелый, старинный хронометр. Цепочка золотая, корпус медный. Память?
– Но я пока не в отставке. Дела! Господин журналист, не прогуляетесь ли со мной до Темзы?
Два квартала, переулок. Но их еще надо пройти. Пусть лицо адмирала вполне сойдет за англосаксонское, но манера, манера… И все же – никто не оглядывается, хотя по улице шествует существо куда более достойное внимания, чем слон, крокодил или даже русский медведь. Вот и Темза. Черная речная вода – даже в солнечный день глубже, чем на дюйм, не заглянешь – размыкается, выпуская серое обтекаемое тело. Подводная лодка!
С рубки падают сходни. И раньше, чем налетает толпа зевак, адмирал Алексеев скрывается в рубке, а рубка – под непроглядной гладью. Впрочем, довольно скоро из воды высовывается перископ, ворочается из стороны в сторону, словно лодка машет на прощание ладонью. Вот и все. В ближайшие двадцать лет жизнь в Европе будет довольно скучной. А что потом? Новая мировая война, третья? Или все-таки «мир джентльменов», разыгрывающих на волнах четырех океанов небольшие кровавые игры по благородным правилам? Кто знает… Зато одно репортерское чутье знает точно: размер гонорара, который можно сорвать за недавнее интервью. И, уж конечно, сумма будет проставлена не в фунтах, а в гинеях! Журналист-эмигрант достаточно долго живет в Англии, чтобы чувствовать разницу!
