Кир встал посреди вонючей площади, напоминающей помойку, дикие сбились в кучу, уже готовые принять смерть. Он с удовольствием перестрелял бы всех, но ему приказали привезти мужиков для дальнейшей службы в гарнизон. Любую команду дикие выполняли безропотно: побросали оружие, кое–кто оказал содействие и выдал, где у соседей тайники с продуктами. Низкие твари, не достойные жизни. Как ни печально, руководство ошибается, рассчитывая выбить из них придурь.
Прочесывать поселок закончили ближе к ночи. Никто из наемников не пострадал, а сколько было жертв среди диких, Кир не интересовался. Наблюдая за метаниями этих жалких созданий, он постепенно успокоился, злость сменилась усталостью. Вокруг суетились замучившиеся сослуживцы; им тоже нужен отдых, поощрение. Скучая, Кир разглядывал безропотное стадо и думал, как бы развлечь себя и своих людей. Взгляд остановился на перепуганных бабах, капитан заметил черноволосую девку в ослепительно белой рубахе. Отражая свет прожектора, рубаха горела огромным фонарем и подсвечивала её безупречное лицо. Кир присмотрелся повнимательнее: чуть раскосые темные глаза, узкая талия, длинные стройные ноги — и поймал себя на мысли, что у него давно не было женщины. Офицерам Омеги должно принадлежать самое лучшее.
* * *
Построиться у мужиков никак не получалось: никому не хотелось идти впереди, все норовили запрятаться подальше. Омеговцы начали терять терпение, били людей прикладами и гнали вперед, как скот. Макс не отрывал взгляда от Надин, надеясь впитать родной сердцу образ и пронести сквозь войну. Он не замечал, что прыщавый Угрюмка тоже на нее смотрит. Макс не торопился: он был в конце очереди. Надин обнималась с Яной, губы ее дрожали, щеки блестели от слез. Максу хотелось броситься к ней и прошептать: «Ну что же ты, глупенькая! Все ведь обошлось. Держись, мы обязательно вернемся!»
Капитан с частью воинов приблизился к бабам. Омеговцы стянули шлемы, и стало видно, что они молоды, немногим старше самого Макса. Главный был узколиц и темноволос. Он остановился напротив Надин, осмотрел ее, как лошадь перед покупкой, облапил — девушка замотала головой и шарахнулась в сторону, омеговец ухватил ее за ворот рубашки, рванул…
Макс сообразил, что сейчас произойдет, и в глазах потемнело от ярости, он потянулся к пистолету, но не успел: грянул выстрел. Угрюмка опередил Макса и сейчас медленно опускался на подгибающиеся ноги, захлебываясь кровью. Капитан как ни в чем не бывало разевал рот, отдавая распоряжения, под его ногами белела рубашка Надин, перепачканная пы–лью. Девушка прикрывала руками обнаженную грудь. Мать Надин корчилась рядом, получив прикладом в живот.
Макс сделал вид, что споткнулся, упал и, откатываясь к домам, выстрелил. Он был отличным стрелком и верил, что не промахнулся.
Но в него попали раньше, чем он узнал, достигла ли цели его пуля. Теряя сознание, он видел солнце вместо прожектора, а рев моторов слился в грохот горной речки, ворочающей камни.
Глава 6. ЛЕТО ВЫДАЛОСЬ ЖАРКИМ
Откуда на ферме взялся Зяма, никто не знал и знать не хотел. Просто однажды пришел полу–дурок, щербато улыбнулся и попросился на работу. Смекнули, что манисов ему доверить нельзя, думали прогнать, но тут выяснилось, что Зяма — прекрасный дежурный, ну просто лучше не сыскать. Он мог торчать на вышке сутками, всегда готов был подменить любого, только бы сидеть выше всех и смотреть не отрываясь вдаль. Спускался он только поесть, попить, отлить. Вообще Зяма был странный. Вроде говорил нормально, очень любил сочинять стишки–потешки, бессмысленные песенки… А вот умным или хотя бы сообразительным его не назвал бы и манис. Туповат был Зяма. Или скорее жил в каком–то своем мире, сверкающем и прекрасном, полном смешного и замечательного.
Второй пришлый — Курганник, коновал, Зямой по первости очень заинтересовался. Искал в нем «народную мудрость», нашел, но воспользоваться не сумел — принципы Зяминой жизни годились только для Зямы.
У вечного дежурного была мечта. Как только приезжали грузовики Омеги, он развивал бурную деятельность: колотил в рынду, орал, созывал всех и в первых рядах бежал смотреть на наемников. Даже дети столько интереса к черной форме не проявляли.
Зяма мечтал однажды сесть в грузовик с этими прекрасными людьми и уехать в Замок. Он как–то рассказал Артуру о своей мечте, тот посмеялся, поправив: не в Замок, а в Цитадель Омега. И вот мечта сбылась.
Зяму привезли в гарнизон, Зяма маршировал со всеми вместе, Зяму побрили и научили приветствовать командирами вскоре Зяма должен был совершить подвиги и тем заслужить офицерское звание.
Он радовался до вечера. Ретиво выполнял команды, всем улыбался, мелко кивал, даже песенки напевал про себя, не вслух. А вечером офицер (имени Зяма не помнил) вдруг выделил его из толпы мужиков, сгрудившихся в казарме.
— Он у вас больной, что ли? — спросил офицер.
— Никак нет, сержант Глеб, — отрапортовал Артур, вызвав восхищение Зямы, — здоров. Дозорный наш.
— А что все время лыбится? Придурочный? Эй, как тебя там? Зяма, погрузившийся в сладкие мечты, откликнулся моментально:
— Маршал Зяма!!!
Вокруг неуверенно заржали. Сержант Глеб налился дурной кровью, подступил к нему и замахнулся:
— Ш–шуточки! Смех смолк. Зяма часто заморгал, озираясь и продолжая улыбаться.
— Сержант Глеб, разрешите обратиться! — шагнул Артур вперед. — Я неправильно вас понял, сержант. Он здоров. Но дурак. Совсем дурак.
— С оружием обращаться сможет? Ползуна тебе в зад, фермер, не мог сразу предупредить?! Думаешь, нам тут твои идиоты нужны? Издеваешься, манисово дерьмо?! Я тебе покажу!
— Да не сердись, сержант, — пробасил Курганник, — что мы тебе — лекари, придурка от умника отличать?
— Р–разговорчики! — Сержант Глеб на каблуках повернулся к Курганнику, хотел ударить, но спасовал перед размерами противника и только зашипел от ярости.
Зяма понял, что жизнь его меняется, судьба летит под откос, увлекая за собою мечту. И заплакал.
* * *
Угомонились измученные тяжелым днем мужики. Артур лежал в темной казарме на узкой койке и смотрел в потолок. Зяма никак не мог успокоиться, рыдал, валялся в ногах у Глеба, и его уволокли лазарет, а утром должны были выставить из гарнизона — пусть топает домой. Артур завидовал Зяме. Утром начнутся тренировки, фермеров разобьют на взводы, и хорошо бы не попасться Глебу, существу мстительному и мелочному. Сожрет. Сегодня Глеб струсил, Курганника бить не стал, а значит, затаил обиду на всех свидетелей унижения.
За последние сезоны Артур отвык засыпать один. Всегда рядом была Ника, а потом Лана в колыбельке плакала, и вставать надо было по очереди, укачивать. Эта размеренная счастливая жизнь оказалась миражом… И морок тот развеяло ураганом большой войны.
