Андрей Десницкий - Угарит

– Но почему же?! – недоумевал я, – Вирсавия, Нафан! Они же пойдут к Давиду! Нажалуются и он всё отменит! Соломон будет провозглашен царем еще при его жизни.

– Басанда! Никто никуда не пойдет, – спокойно ответил Ахиэзер.

– Какая такая «басанда»?!.. – я вскочил на ноги, – ты что, ты их…?

– Да нет, ну что ты, успокойся, – Ахиэзер слегка напрягся, но остался сидеть, – живы и здоровы. Точнее, у Вирсавии легкий касаллик… или как это? дристалово. Недомогание. Не выходит с женской половины дворца. А «басанда» – это слово такое, вроде как «инаф» в современном русском языке. Или «баста».

Как же раздражал этот его «современный русский» язык – но не время сейчас было для лингвистических упражнений.

– А Нафан… – продолжил он, – у него появились внезапные дела в родном селении. Ничего особенного, просто срочный деловой визит: пришло известие о смерти близкого родственника. Ложное известие, разумеется. Но в городе его нет.

– А Соломон?

– Слишком ёш, в смысле янг. Зеленый еще. Не справится сам. Да и не до того ему, у него другое сейчас появилось увлечение…

– Ахиэзер, это всё устроил ты?

– Ну, я, – он поднялся и встал напротив меня, – а что? Никто в ходе подготовки эксперимента не пострадал.

– Но как?

– Вовремя сказанное слово, или, в случае с Вирсавией, вовремя добавленная порция безвредного лаксатива. И информационное сопровождение, разумеется.

– Ну и гад же ты… – растерянно пробормотал я. А что было теперь делать? Бить ему морду? Убеждать всех окружающих, что молодой царь неправильный, что ставить нужно совсем другого? Искать Нафана в его родном селении?

– Нет, я не из племени Гада, – спокойно ответил тот, – я вообще не отсюда, in fact.

– Но зачем, зачем всё это? Просто для прикола?

– Нет, – очень серьезно покачал головой пришелец из будущего, – у эксперимента есть очень серьезные показания.

– И какие же?

– Видишь ли, Бэн… Мы хотим видеть более толерантный Израиль. Посуди сам – сколько было связано всего с религиозной нетерпимостью! Все эти сожжения еретиков, крестовые походы. Мы хотим посмотреть, нельзя ли приучить человечество к большей толерантности еще на самых ранних стадиях. Адония совсем не фанатик. Если он взойдет на трон, вполне возможно, что нам удастся поддержать в нем идею о равной приемлемости всех религий.

– И только-то? – ахнул я.

– Это очень много! Израиль ждет совершенно другое будущее. В нашем линейном нарративе, ну, как оно служилось, народ Израиля донес до всего человечества представление о единстве Бога. Это очень важное представление. Но если он донесет до него и мысль о толерантности к другим религиям, мы можем получить совершенно другую историю! И самим израильтянам будет лучше. Разве не связан антисемитизм с этим стремлением к эксепциональности? Будут просто хальк среди других хальков, то есть народ как народ. И только.

– Но почему именно в этой точке вы вдруг вмешались? Почему не раньше, не в юности Давида? Не во время завоевания Ханаана? Тогда бы уж точно могли сыграть на поражение…

– Понимаешь, нам не хотелось допускать уничтожения израильтян как народа. Это было бы очень антисемитски, согласись. К тому же отменить завоевание Ханаана было невозможно без грубого вмешательства в ход истории, а это тоже, ой-бой, неэтично. Да и юный Давид не сдался бы без боя. Но теперь, когда Израиль – успешное государство, нет никаких сомнений в его перспективах. И поправку в линии мы вносим совсем небольшую, крайне малозатратную. И очень полезную для дальнейшего развития общества.

– Так вы что… – до меня начало что-то доходить, – вы хотите, что ли, уровнять язычество с единобожием? Чтобы не было никакой разницы?

– Не так примитивно, Бэн. Разница, безусловно, есть, и она очень важна. Но мы хотим, чтобы все конфессии, и в том числе язычники, могли бы спокойно практиковать. Чтобы не было войн на почве религии.

– Я видел, – мрачно ответил я, – дела одной такой конфессии. Как там, в Финикии, приносили в жертву детей. Даже не по особому какому-то поводу, а так, просто по расписанию. Очень даже спокойно. Им надо продолжать свою практику?

– Жакшы, никто не отрицает, что в мире еще очень много предрассудков. Мы, безусловно, постараемся их нейтрализовать. Но, с другой стороны, сторонники единобожия также были крайне нетерпимы. Например, проявляли гомофобию, причем в крайних формах. Вплоть до побиения камнями!

Я замолчал. Нет, не то, чтобы довод про гомофобию меня сразил. Но как-то выглядело всё это глупо и наивно донельзя: вот сейчас явимся к древним, объясним им, как себя вести полагается по нашим нынешним меркам и всех их перевоспитаем… а если не захотят?

– Мы тут нашли записки, – помолчав, добавил я, – тоже двое из нашего времени попали, только стартовали они лет на сорок-пятьдесят раньше нас. Прямо в город Угарит угодили, вполне на тот момент толерантный. Американец один, он там кока-колой торговал и на финансовом рынке спекулировал, всё хотел капитализм построить. И француженка-революционерка еще была, она им всё про Маркса и Че Гевару рассказывала, социально-сексуальную революцию продвигала. Ну и в результате рухнул Угарит, не выдержал эксперимента… Оно вам надо?

Мой собеседник натурально расхохотался:

– Дуруст! Окей! То есть, зашибись! Ну какой же это эксперимент? Это акцидентное попадалово. Да, у нас есть кое-какая информация об этом кейсе-мейсе. Что-то такое было. Но город Угарит был раздираем внутренними тенциями, к тому же как раз в ту эпоху проходила инвазия так называемых народов моря. Душманы они самые реальные, вот кто эти народы моря. Угарит бы все равно не выстоял. Ну, а эти двое… может быть, немного ускорили процесс. Но ты же понимаешь, дустум, что мы действуем совсем не такими топорными методами! Мы не собираемся никому ничего навязывать. Мы просто подталкиваем развитие в нужном… в наиболее прогрессивном направлении.

– И для этого ты здесь?

– И для этого я здесь, – кивнул он, – и нам пора идти на торжества.

– Подожди… – что-то все же не давало мне покоя, – а Соломон? Ты говорил, что его как-то отвлекли? Чем же можно отвлечь наследника от престола? Да еще мудрейшего из всех наследников, если верить Библии?

– Ну, это было совсем просто, – усмехнулся он, – в Библии отмечена не только мудрость Соломона, но и другие фичи. Ему сообщили, что во дворце появилась красивая девушка из дальних краев, которая, кажется, очень скучает одна. А вот уточнять про наличие у нее бой-френда не стали, информация должна поступать точными дозами. Так до царства ли ему теперь?

И только тут я понял, какой же я идиот! Бросил там Юльку, практически одну… уже и мне стало не до судеб царства! А если все уже у них там состоялось, и самая моя лучшая на свете Юлька навеки определена в гарем царевича, в обмен на уплывшее из рук царство? Помнится, тот же Адония просил себе одну девушку в качестве утешительного приза, когда царство отобрали. За то, кажется, его и казнили: а вот не зарься на чужой гарем! А Юлька, Юлька-то сгодится не только на утешение! Она… ну, в общем, если бы предложили мне ее или царствовать, я бы все-таки выбрал ее.