что магмойд группы «А», зачастую самые здоровые на момент приземления, и их же сердца нередко самые крупные — указал он пальцем на журнал в моих руках, и я открыл первую страницу, где был хорошо знакомый мне великан.
И я не смог сдержать гримасу отвращения! Мы звали их «колоссами», и это самый мерзкий тип на моей памяти! Исполинских размеров гиганты! Высящиеся на десятки метров над огненным морем врагов… любили швыряться своими «братьями» во все стороны, разбрасывая «семена» разрушения на сотни, а то и тысячи метров вокруг.
К ним невозможно подобраться! Их всегда охраняют! И кольцо отчуждение зачастую слишком велико, чтобы применить какую-нибудь дальнобойную магию. Они огромные, и их «нервный узел» всегда где-то высоко. А не устранив их, вторжение даже не замедлишь, сколько не уничтожай мелочь. Один мой знакомый даже подумывал создать «дальнобойную пушку Силы» для борьбы с этой напастью.
Но здесь, в этом мире, данные индивидуумы — лишь шикарные мишени! И источник ценнейшего высококлассного сырья.
— А еще, у нас теперь есть карта всех высадок, — пошевелил усами профессор — с примерным пониманием их закономерности.
— Хех! А говорите нечем порадовать! — улыбнулся я в ответ.
— Так это ж не наш труд то! — развел руками он в ответ — А вон, коллеги — указал он на человека с микроскопом, говоря о нем, как о брате.
Ученый, на которого указал глава лаборатории, оторвал на мгновение взор от аппарата и помахал рукой, тип не надо комплементов, после чего вновь вернулся к своему занятию.
— А карта вообще труд ИКАЯ.
— Чегось? — не понял я, этого «икая»
— Научно Исследовательский Институт Изучения Космических Аномалий и Явлений — НИИ ИКАиЯ.
— Но все его зовут икая — вновь в встрял в беседу болтливый лаборант, зачем-то гоняя воду из пробирки в пробирку. — Или вообще икотой.
— Ага. — кивнул профессор, поглаживая бороду, скрытую тканью — Это именно они, позаботились отечественным вариантом системы оповещения о вторжениях, когда американцы отключили нас от своей. И вообще, всё что связанно с предсказанием их появления и расчетом мест приземления — это все к ним! Они на этом деле собаку съели.
— Скорее целую стаю. — буркнул все тот же лаборант, зачем-то нюхая прозрачную жидкость из пробирки — И не собак — волков!
— Они вообще считают, что твари очень чувствительны к магнитному полю, радиосигналам. Считают, что существует определенные виды излучений, способные как приманить тварей, так и отпугнуть… Кстати, насчет этого! — вдруг всполошился профессор — Всё же кое чем я смогу вас сегодня порадовать — и метнувшись к стеллажу, нашел там ещё одну, видавшею виды, папку.
Заполненную кучей листков бумаги, разно размерных и разновидных, от а-четыре, до тех, что клеят на холодильники, и все исписанные ручкой от руки, мелким, корявым, непонятным, но хотя бы не медицинским подчерком.
— Мы выяснили, что магмойды, пусть и слабо, но все же восприимчивы к радиации! — продолжал тем временем вещать оживившийся ученый муж — Определенный вид и частота, способны как угнетать тварей, так и повышать их активность. Что-то даже приводит в бешенство!
— Такой себе был эксперимент — мы чуть не лишились оборудования и лаборатории! — проговорил вновь отвлекшийся от микроскопа ученый — сидевшая до этого довольно смирно Бешка, вдруг оживилась словно… словно… — начал он пытаться подобрать слова, осматривая стены и углы комнаты, и тут его взгляд «вцепился» в меня, словно это я во всем виноват — словно бы увидел вас!
Я указал себе на грудь:
— Меня?
— Ага. — улыбнулся человек в ответ — Они же всегда звереют, когда вы приходите. — и вновь вернулся к своему обожаемому микроскопу.
— Ну… думаю, — задумался я над сказанным — озверин тварям явно ни к чему. А вот успокоительное — и взглянул на хозяина лаборатории.
— Боюсь, в полевых условиях данные знания не применимы — вздохнул он в ответ — Даже направленное излучения данных видов слишком быстро теряется в пространстве. Разве что в условиях вакуума, в космосе… — задумался он, начав разглядывать потолок.
А лаборант тем временем, зачем-то залпом выдул содержимое пробирки.
Так! Стоп! Там что… да нет — сделал я вывод, принюхавшись — обычная вода. Была. Зачем он тогда её туда-сюда переливал? И пить таким вод образом зачем? А… — понял я и улыбнулся, а лаборант тем временем, подхватив поднос с целой кипой таких склянок заполненных чем-то прозрачненьким, и неторопливо пошел прочь из помещения.
— Какой праздник то сегодня, а? — крикнул я ему в след, и мужчина замер, стоя на одной ножке.
— Эээ… — потерял он вдруг весь свой «боевой» настрой.
И даже своего основного дара — повышенной болтливости! И то лишился, бедненький.
— Юбилей у них сегодня с женой. День рождение. — ответил за него, владелец роскошной бороды.
— Ясно… — покивал я — а что тогда сам не пьешь? — взглянул я на все так же стоящего истуканом человека, думающего что я не видел, как он сделал целый шаг поближе к двери. — А?
— Да язва у него. — ответил за него другой ученый, не отрываясь от микроскопа — Не может он.
— Ага… — кивнул я вновь, украдкой заметив, как этот хитрец сделав еще шаг, вновь застыл на месте — А спаивать коллег он значит может? — взглянул на профессора с бородой — В общем так… — сказал, но понял, что главная виновная жопа сейчас тупо сбежит, и пришлось вернуть всё внимание ему — Еще шаг, и все пробирки, без их содержимого, окажутся у тебя внутри! Через задний проход!
Лаборантик тут же замер, и, на этот раз, без всякого спектакля, а по-настоящему. И до меня донёсся запах страха, вместе с запахом пота. Проняло!
— В общем, так. — вздохнул я, вновь взглянув на бородача — время уже позднее, рабочий день кончается. Так что я не буду вмешиваться, тем более что вы — уже храпнули — усмехнулся я лукаво, а профессор сглотнул комок — В общем — ваше право. Но завтра рабочий день, середина недели. И я приду снова. И если я учую перегар… хотя бы от одного! — крикнул я тому телу у двери, что кажется тайный владелец
