� У нас тоже есть что-то в этом роде. Я помню, Магидион рассказывал мне. Он многому научил меня. � Он подняла руку, призывая меня к молчанию, и задумалась, вспоминая. � Восемь призывов � для битвы. Девять � для богатства. Десять � для мертвого сына. Одиннадцать � для печали. Двенадцать � сумерки нового короля. Кто я?
� Кукушка, � ответил я, и Гуивеннет изумленно посмотрела на меня.
� Ты знал!
� Нет, угадал.
� Знал, знал. В любом случае это первая кукушка. � Она опять задумалась, и сказала: � Один белый � счастье для меня. Два белых � счастье для тебя. Три белых � для смерти. Четыре белых и обувь приносят любовь.
Она посмотрела на меня, улыбаясь.
� Лошадиные подковы, � ответил я, и Гуивеннет с силой ударила меня по ноге. � Ты знал!
� Нет, догадался. � Я засмеялся.
� В конце зимы ты увидишь первую странную лошадь, � сказала она. � Если у нее четыре белых подковы, тогда выкуй железный башмак и ты увидишь, как твой любимый скачет на той же самой лошади по небу.
� Расскажи мне о долине. И о белом камне.
Она посмотрела на меня и задумалась. Потом, внезапно, стала печальной. � Там лежит мой отец.
� Где это?
� Очень далеко отсюда. Однажды... � Она оглянулась. Что за воспоминания я пробудил в ней, спросил я себя. Что за печальные воспоминания?
� Однажды, что?
� Однажды я пойду туда, � тихо ответила она. � Однажды я увижу камень, под которым Магидион похоронил его.
� Я бы хотел пойти с тобой, � сказал я; на мгновение ее затуманенный взгляд встретился с моим и она улыбнулась.
Потом опять просияла и спросила: � Дыра в камне. Глаз на кости. Кольцо, сделанное из терновника. Звук кузнечного горна. Все это ?.. � Она замолчала и посмотрела на меня.
� Отгоняет призраков? � предположил я, и она бросилась на меня с криком: � Откуда ты знаешь?
* * *
Ближе к вечеру мы медленно шли домой. Гуивеннет слегка озябла. Насколько я помню было 27-го августа, и дни стояли то летние, то осенние. По утрам воздух был прохладным, первое предзнаменование нового времени года; днем лето еще цвело, но осень уже набросила на него свою тень. Листья на верхушках деревьев начали свертываться. Мне было грустно, не знаю почему; я шел, обнимая девушку, и чувствовал, как ее развевающиеся на ветру волосы щекочут лицо, а ее правая рука касается моей груди. И далекий звук мотоцикла не улучшил внезапно налетевшее плохое настроение.
� Китон! � радостно крикнула Гуивеннет и заставила меня вприпрыжку пробежать остаток пути до рощи молодых дубов. Через нее мы выбежали к окруженным деревьями воротам, продрались через подлесок, захлестнувший изгородь вокруг расчищенного сада, большую часть которого покрывала тень от веток дуба, пробившего дом.
Китон стоял у задней двери, махая одной рукой и держа в другой кувшин с пивом, сделанным на Маклестоунском аэродроме. � У меня и еще кое-что есть, � сказал он Гуивеннет, которая подбежала и поцеловала его в щеку. � Привет, Стивен. Чего такой мрачный?
