— Вот их я и хочу услышать!
— Как пояснил Кройцер, со слов Леонова, эта авария не была случайной.
— Это так?
— К сожалению, проверить этот факт сейчас уже невозможно.
— Так.
— Леонов сказал шарфюреру, что подмена произошла по дороге. Раненого штрафника увезли, а сам Леонов занял его место.
— Он действительно был ранен?
— Внешние признаки имелись, они были зафиксированы еще в шталаге. Детальный же осмотр не проводился, это не предусмотрено правилами.
— То есть он мог и симулировать ранение?
— Мог.
— Хорошо, давай дальше. Факт возможной подмены проверен?
— Нет. Помощь на месте оказывали солдаты маршевой роты. Сейчас они распределены по частям, и установить, кто конкретно его мог видеть, — развел он руками, — мы уже не можем.
— Хм! Что-то многовато случайностей. Ты не находишь, Генрих?
— С другой стороны, его слова тоже ничем не подтверждены.
— Они подтверждаются его делами! И очень даже убедительно! Ладно, продолжай.
— Осмотр тел погибших конвоиров показал, что водитель убит ударом карандаша в горло. У одного из конвоиров сломана гортань, второму попросту свернули шею.
— Ничего себе цирк! Как ты себе представляешь эту процедуру? В тесной машине, зажатый с боков двумя рослыми солдатами? Этот русский еще и Кройцера оглушил? Чем же?
— Этого установить не удалось. Шарфюрер не успел все подробно описать. Он сказал, что почувствовал удар и потерял сознание. До этого все было тихо и спокойно.
— Почему произошел взрыв?
— Кройцер понимал, что это для него единственный способ хоть как-то привлечь внимание. Где закреплена граната, он не видел, но рассчитывал успеть укатиться за пригорок. Увы, это ему не удалось.
— Так. Что русский сказал ему о своих целях?
— Ничего. Он больше спрашивал. Со слов шарфюрера, он умеет вести допрос и не пропускает ни одной мелочи. Очень внимателен и немногословен. Фантастически жестокий и безжалостный человек.
— Да ну?! Это почему же он сделал такой вывод?
— Русский объяснил ему, каким образом он сумеет получить сведения от пойманных им немецких солдат.
— Так и сказал — пойманных?
— Да. Сказал, я сейчас выйду на дорогу, остановлю машину и убью всех, кто там будет. Парочку оставлю, чтобы порасспрашивать. Потом он сказал, что привяжет Кройцера на муравейник и сложит рядом тела убитых. А сам уйдет.
— И шарфюрер поверил?
— Он сказал — я видел его глаза, и он не шутил.
— Да… А я ведь его помню. Он тогда был в моей охране. Ну, когда я к вам с инспекцией прилетал. Парень был хоть и молодой, но крепкий! Такого запугать… Не знаю, что и сказать ему нужно.
— Кройцер сказал, что русский как-то по-особенному задает вопросы. Вроде бы нейтрально, но из ответов вытаскивает все, что ему нужно.
— Он не пояснил, как?
— Не успел.
— Почему?
— Он был слишком плох, когда его привезли. Это вообще чудо, что Кройцер успел хотя бы о чем-то рассказать. Хорошо, что врач сразу же меня вызвал.
— Записать его слова, конечно же, тоже не успели?
— Нет.
— Генрих, я тебя не узнаю! Что я слышу?
— Я думал, что успею задержать русского, и все силы бросил именно на это.
— Ну-ну. Продолжай.
— Из того, что рассказал шарфюрер, у него, да и у меня тоже, сложилось мнение, что русские знают об экспериментах Маурера.
— Из чего это следует?
— Русский попал не в какой-то лагерь, а именно в шталаг четыре «в». Никого из тех, кто контактировал с ним напрямую, сейчас нет в живых. Только два офицера — эти, со станции — видели его мельком. Да и то у Кройцера сложилось впечатление, что освобождение пленных было для Леонова второстепенной задачей. А основная цель заключалась в том, чтобы мы приехали за ним.
— Нелогично. Он мог не суметь убежать. Мог погибнуть на станции. Его могла застрелить охрана шталага. Да мало ли еще где он мог свернуть шею? Обоснуй.
— А зачем ему тогда выходить к начальнику шталага? И представляться полным званием? Он не был уверен в том, что мы столь тщательно анализируем списки пленных. И не хотел допускать случайностей. Ему надо было как-то выделиться среди основной массы пленных русских.
— Допустим. Как он попал к нам, мы выяснили. И что теперь?
— Я распорядился об организации тщательного прочесывания леса. Попросил помощи у вермахта. Вместе мы сумеем обложить его в лесу. Навряд ли русский сумел далеко уйти. Жаль, что проводник так и не прибыл, но как только у меня будет розыскная собака…
— Не будет, Генрих. Он к тебе не приедет.
— Почему?!
— Я отменил твой запрос.
— Но почему?
— Подумай.
— Не знаю.
— Вот потому-то ты и сидишь в своем лесу, а я — в Берлине! Сколько лет мы знаем друг друга?
— Семь.
— Именно! И начинали мы с тобой практически вместе. С одного и того же. И в управление привел тебя я! Но я сижу здесь, — хозяин кабинета обвел руками по сторонам, — а ты — в лесу! Потому, дорогой друг, что ты не видишь дальше своего носа!
— Но…
— Ну, хорошо. Ты получил войска, собак, прочесал лес. Что в итоге?
— Мы его поймаем.
— Вы получите его труп! Такие люди живыми в плен не попадают!
— Но он уже один раз попал!
— Да? Как ты только что сказал, он пришел туда сам.
— Но это еще надо проверить.
— Вот и проверяй. Потом. Кто ж тебе до этого мешал? Кстати, а эта ориентировка русских? Ну, по розыску Леонова? С ней разобрались?
— Русский сказал Кройцеру, что это накладка.
— Что?
— Ошибка. Неправильное взаимодействие спецслужб.
— Генрих, на фронте русские умудряются делать неслыханные промахи. Но в действиях их разведки пока что никто таких ляпов не замечал. Это умные и опасные противники. Не надо их недооценивать.
— Тогда я и не знаю, что сказать.
— Да… Вот и надейся на подчиненных. Мне предстоит идти на доклад к рейхсфюреру. И что я должен буду ему говорить?
— Пойманный русский дал бы ответы на все вопросы.
— Ну, так давай его сюда! Нет? Что будем докладывать рейхсфюреру?
— Не знаю.
— Ты личность Леонова анализировал? Исходя из той информации, которая у нас есть на данный момент?
— Да.
— И что получилось?
— Хорошо подготовленный диверсант. Физически развит, тренирован, несмотря на приличный для диверсанта возраст. Обладает навыками получения информации у оппонента. Чем-то это напоминает английскую методику перекрестного допроса. Но у нас мало информации, чтобы проанализировать. Да об англичанах мы имеем только отрывочные знания. Хотя что-то похожее есть, несомненно!
