– Почему?!
– Басилея Телеф! Басилея! – отчаянно возопил сотник-варвар. – Басилея сказала: синий плохо. Басилея сказала: синий – трояна. Корабли трояна синий, огонь трояна тоже синий...
Вот даже как? Я поглядел вперед, на приземистые, неуклюжие, неладно слепленные стены Пергама Мисийского. Ворота они все же успели захлопнуть, значит, «басилея Телеф» где-то там. Неужели правда? Но ведь это глупость! Зачем нападающим заранее сигнальные огни зажигать? Впрочем, что взять с варваров? Такие, как этот болван в бронзовой юбке, поверят еще и не в такое...
– Басилея Телеф говорила...
Я дернул бровью, и болван-сотник сгинул. Все стало ясно, оставалось одно: разъяснить самому «басилею Телефу». Союзничек!
Впрочем, я снова ошибся. Разобраться с кучей валунов на холме, по недоразумению именуемой славным городом Пергамом Мисийским, – даже не полдела. И даже не четверть с осьмушкой...
– Диомед! Диомед!
Ну вот, только его здесь не хватало. Любимчик! Я сделал вид, будто не слышу, – пусть попрыгает рыжий, пытаясь пробраться через кольцо гетайров – или хотя бы внимание мое привлечь. Куреты – народ вежливый, никто басилея итакийского локтями не пихает... но и пропускать не спешит. А росточку-то мы ма-а-аленького, тетайрам-здоровякам как раз по плечо. Попрыгай, попрыгай, хитромудрый Одиссей, жаба ты рыжая!
– Диомед!!!
– Пропустите богоравного! – усмехнулся я. – Надорвется ведь!
– Как же так, Тидид? Это не Троя! Не Троя, понимаешь? Но ведь мы же в Трою приплыли! Я сам видел – берег знакомый, вал – тот, что еще Геракл вырыл, дорога камня серого, что на холм ведет! И Скейские ворота видел, и эти... вторые, забыл, как их называют. И я видел, и все видели. И Гектор на стене стоял, я его сразу узнал, я ведь совсем недавно в этой Трое был! А потом гляжу: и стены другие, и город другой, и не Гектор это, а дядька какой-то... Мы же в Мисии, Тидид! Нам просто голову заморочили, нам глаза отвели. Мы же на союзников напали! Это ты ошибся, да? Твой кормчий ошибся? Я же тебе говорил, надо было на «Калидон» твой нашего кормчего взять, с Итаки... Но что же теперь делать? Что делать, Диомед? Мы же войну проиграли!!!
А беда была рядом, совсем рядом, возле самого уха, возле самого сердца. Я это знал, чуял, но боялся обернуться, взглянуть ей прямо в глаза. И пока я объяснялся с ополоумевшим от объятий Паники-дочки рыжим («Э-э, брат Одиссей! Проиграли, подумаешь! Одну войну проиграем, другую выиграем, да?»), пока посылал своих аргивян вместе со спартанцами Менелая к городским воротам, пока объяснялся с самим Менелаем, но уже всерьез (неглуп белокурый, сразу все понял!)...
Знал – рядом. И когда они подошли все сразу...
...Все сразу – Сфенел, Амфилох, Дылда Длинная с Полидором, Эвриал-трезенец. Плечом к плечу, молча, не глядя мне в глаза, вниз глядя, на истоптанную, изувеченную траву... Пришли – вместе. Словно мы, эпигоны, сыновья Семерых, снова под Фивами.
Мы – все. То есть почти все...
– Тидид! Тут, понимаешь...
Эвриал... Дрожит голос Смуглого, и лицо опять белое, как тогда, возле Семивратных.
– Диомед! – это уже Амфилох. – Нам только что сказали...
Мертв голос Щербатого, каждое слово – непогребенный труп.
«Кто?» – хочу спросить я, но голос не слушается, да и незачем спрашивать, ибо я уже понял, сразу понял. Почти все мы тут. Почти...
– Ферсандр! – отчаянно кричит Сфенел. – Ферсандр, твой брат! Эти сволочи убили Ферсандра! Эти сволочи!.. Ты слышишь, Тидид?
Не слышу...
...Река шумит совсем рядом, тихая, спокойная. Странно, я не могу ее увидеть. Только плеск – и легкий теплый ветерок..
Тихо-тихо.
Тихо...
Река совсем близко, только шагни, только вдохни поглубже свежий прозрачный воздух...
Плещет, плещет...
Медленно, медленно, невыносимо долго сквозь бесцветное марево начинают проступать знакомые лица, сквозь проклятый плеск доносятся голоса...
– ...слышишь, Тидид?
Надо бы удивиться, почему они не заметили, ведь мы знакомы с детства, все знают, что Диомед Дурная Собака безумен, что его надо скрутить, сжать горло боевым захватом... Но я не удивляюсь. Не заметили. И я не вынырнул. Река плещет совсем рядом, только плеск стал чуть потише, я могу думать, могу даже говорить...
Усталой чайкой мелькнула мыслишка – маленькая, страшненькая. А если это...
...НАВСЕГДА?
Мелькнула – не испугала/И я вновь почему-то не удивился.
... Ферсандр плакал. Маленький, смешной в своем огромном, не по росту, заляпанном грязью панцире, в съехавшем на ухо гривастом шлеме. Слезы текли, он вытирал их рукой – тоже грязной, в крови. Еще один Ферсандр лежал на земле – мертвый. Труп. Как и сотни других на этом страшном поле...
Нет, не так. Это было раньше, под Фивами, когда мы встретились с моим двоюродным братом у Пройтидских ворот, над трупом басилея Лаодаманта.
Сейчас по-другому. Маленький Ферсандр не плакал; он улыбался последней улыбкой, застывшей на посиневших губах. И не он – я стоял на коленях возле трупа, но . тоже не плакал, и снова не понимал, почему...
«Я не хотел, Тидид! Я не хотел! Не хотел, чтобы так! Не хотел!..»
И я не хотел этого, брат мой, храбрый Ферсандр Полиникид, первый из нас, эпигонов, прошедший свой путь до конца.
Я любил тебя, брат!
Хайре!
Проклятая река не отпускала, плеск то становился тише, то вновь захлестывал прибойной волной.
Плещет, плещет...
Но мне было уже все равно. Я исчез, растворился в светлых волнах безумия, и уже не я, а кто-то другой отдавал приказы, выслушивал соболезнования, морщился, когда докладывали о потерях, распоряжался о погребальных кострах, готовился к штурму проклятого Пергама, дурацкой кучи валунов на холме, забравшей у меня друга и брата...
Всего однажды дрогнул я-прежний, дернулся ламией в глиняном ларнаке, когда какой-то дурак-пустомеля в помятом шлеме ляпнул, будто убит Протесилай, родич филакского басилея. Жаль, не успел вырвать ему язык, мерзавцу. Жив оказался Чужедушец, ранили только – бок копьем пропороли.
И хвала богам! И снова вместо меня-прежнего – кто-то другой.
А может, и не так – или не совсем так. Не «кто-то» – сам я стал иным. Река, страшная река осталась позади, я все-таки вынырнул, вцепился руками в осклизлый берег, выполз, ткнулся лицом в мокрый, остро пахнущий ил... Вынырнул, выбрался. Но уже не я.
Не я...
* * *
– За что? За что? Мы же союзники! Союзники!..
На невысокой приземистой стене, увенчанной полуобвалившимися зубцами, здоровенный детина в шитой золотом накидке. На голове – шлем с тремя гребнями, на левой ноге – окровавленная повязка.
– За что? Это ошибка! Ошибка! Мне сказали, что плывут троянцы... сам Гектор, его видели! Мне сказали, что троянцы проведали о сигнале, о синем огне. Это ошибка, ошибка! За что?
