Вопрос: «Британские комментарии по поводу решения о ликвидации Коминтерна были весьма благоприятными. Какова советская точка зрения на этот вопрос и на его влияние на будущее международных отношений?»
Ответ: Роспуск Коммунистического интернационала является правильным и своевременным, так как он облегчает организацию общего натиска всех свободолюбивых наций против общего врага – гитлеризма.
Роспуск Коммунистического интернационала правилен, так как:
A) Он разоблачает ложь гитлеровцев о том, что «Москва» якобы намерена вмешиваться в жизнь других государств и «большевизировать» их. Этой лжи отныне кладется конец.
Б) Он разоблачает клевету противников коммунизма в рабочем движении о том, что коммунистические партии различных стран действуют якобы не в интересах своего народа, а по приказу извне. Этой клевете отныне также кладется конец.
B) Он облегчает работу патриотов свободолюбивых стран по объединению прогрессивных сил своей страны, независимо от их партийности и религиозных убеждений, в единый национально-освободительный лагерь – для развертывания борьбы против фашизма.
Г) Он облегчает работу патриотов всех стран по объединению всех свободолюбивых народов в единый международный лагерь для борьбы против угрозы мирового господства гитлеризма, расчищая тем самым путь для организации в будущем содружества народов на основе их равноправия.
Я думаю, что роспуск Коммунистического интернационала является вполне своевременным, так как именно теперь, когда фашистский зверь напрягает свои последние силы, необходимо организовать общий натиск свободолюбивых стран для того, чтобы добить этого зверя и избавить народы от фашистского гнета.
И. СТАЛИН
Дневник: 9. апреля 1942 года.
Среди военных и даже в штабе упорные разговоры о близком мире. Поездки японцев трактуют как посреднические. Был на заседании Президиума Союза писателей – удивительно там некультурная обстановка: и Фадеев, и Катаев богато одарены хамством.
Была одна тревога, но без стрельбы, говорят, что ее дали, дабы пропустить через Москву танки. Была стрельба, но без тревог. На Западном фронтов, говорят, затишье. Тает медленно. Очевидно, мы накануне событий – «что и царю Борису».
Союз заседает в том же особняке на Поварской, где я впервые появился в 1921 году!
Слухи о мире очень упорны – также упорна версия о том, что Украина станет самостоятельной. Логика событий явно ведет к этому, но – потом последует сюита внутренних передряг. Расчет обеих сторон – ясен. Все дело в выигрыше темпа, но немцам, я думаю, несладко.
24 апреля 1942 года.
Сегодня был Щербаков. Приходил прощаться. После 4 месяцев подготовки сегодня выезжает на фронт. Интересная и характерная мелочь: им дали новые минометы, но способ пользования неизвестен, так они и поехали. Слух: в Москве Риббентроп. Благодаря ли ему, но удивительно тихо – ни налетов, ни стрельбы. Но говорят, что немцы начали бактериологическую войну. Сбрасывают яркие коробочки, раскрыв которую человек сразу же умирает от какого-то яда и т. п. На собрании пропагандистов сказали твердо, что немецкое наступление миф и что война кончится в 1942 году…
Апрель 1942 года. Стокгольм.
– Олег Николаевич, – шепотом позвал Коля. – Олег Николаевич.
– Чего тебе? – недовольно отозвался Штейн.
Они вдвоем находились в Колиной квартирке. Была ночь. Свет уличного фонаря пробивался сквозь занавеску и желтым квадратом падал на пол, разгоняя мрак в комнате. Надо было спать. На утро Штейн назначил ликвидацию Синяева. Нужно, чтобы с утра не дрожали руки и не шалили нервишки, а этот все заснуть не может.
– Олег Николаевич, вот кончится война…
– И что?
– Да я так думаю, тогда совсем другая жизнь будет.
– Какая – другая? – не понял Штейн.
Из уважения Коля уступил Штейну свою кровать, а сам лежал сейчас на жестком топчане, мечтательно глядя в потолок. Он и не думал спать.
– Лучшая. Не такая, как была.
Штейн повернулся на другой бок. Надо бы заснуть, только молодой человек никак не уймется.
– Ага, – отозвался он через минуту. – Ты еще про благодарных потомков вспомни.
– А что? Это они нас будут вспоминать. Завидовать будут.
– Чему?
– Тому, что мы такую войну на своих плечах вынесли. Тому, что победили.
– Ты в школе историю хорошо учил? – поинтересовался Штейн.
– Нет. Я больше физкультуру любил, – признался Коля.
– Оно и видно. Чему нас учит диалектический материализм?
– Чего? – не понял Коля. – Олег Николаевич, где вы такие слова берете непонятные?
– Эх, деревня, – вздохнул Штейн.
Оба немного помолчали. Сна не было.
– Олег Николаевич, – снова начал Коля. – Я говорю, жизнь-то какая будет!
– Какая была, такая и останется, – буркнул Штейн.
– Как так?! – Коля даже привстал от негодования. – Не может такого быть!
– Так! – коротко отрезал Штейн. – Спи, давай, сатана.
– Ну, неужели все зря? Весь наш труд, все наши смерти?!
– Ты что же? – насмешливо спросил Штейн. – И в самом деле веришь, что войны приводят к положительным изменениям в жизни общества?
– А как же! – уверенно воскликнул Коля.
– Если бы ты любил не физкультуру, а дал себе труд внимательно прочитать школьный учебник истории, то ты бы знал, что эта Отечественная война у нас вторая.
– А я и так знаю. Первая была с Наполеоном.
– Верно. Умница, – одобрил Штейн. – Тогда ты должен помнить, что и во время войны с Наполеоном народ думал так же, как ты сейчас. Вот, дескать, кончится война, царь отменит крепостное право, даст волю… Ты что же, на полном серьезе думаешь, что после войны что-то изменится? Ну, например, колхозникам выдадут наконец паспорта, чтобы они могли спокойно ездить по стране?
– Конечно!
– Болван! – отрезал Штейн. – Крепостное право через сколько лет после той войны отменили? Почти через пятьдесят! Вот, может, году к девяносто второму и выдадут колхозникам паспорта. Я не доживу.
Коля разочарованно откинулся на топчан.
– А за что же тогда мы воюем?
– Каждый за свое.
– Ну вот вы, Олег Николаевич, за что воюете?
– Я давал присягу.
– Хорошо. А солдаты, которые идут на верную смерть?
– Солдаты тоже давали присягу. Кроме того, в Уголовном кодексе есть статья, предусматривающая наказание за отказ применять оружие на поле боя. Поэтому все, кто носит военную форму, люди подневольные и собой не располагают.
