Виктор Точинов - Великая степь

Сегодня у Хрусталева был праздник — но получился он со слезами на глазах.

Исполнилось два года, день в день, как началась служба Вовки Хрусталева. А значит, по всем законам божьим и людским, перешел он из статуса «дембель» (тоже завистливо уважаемого всеми, даже «дедушками российской армии») — в статус «полного дембеля». А это, господа-товарищи, нечто уже заоблачно-недосягаемое и зависти не подверженное — смешно и глупо завидовать идеалу. Совершенству.

Херня есть, господа хорошие, царский «полный генерал» или «полный георгиевский кавалер» — сущая херня-с. Полный дембель — вот венец и квинтэссенция мироздания. Ведь ПД может все. Именно все. Уставы для него уже не писаны. Какие, к Чубайсу, дембельские работы?! Полный дембель выше этого — в разы. На порядки. Он может послать на известные три буквы не только лейтеху недоделанного, не знающего, что в уставах между строк изложено, — и сам генерал туда же отправится, ежели позабудет, что солдат, кроме хреновой тучи обязанностей, еще и два-три права святых имеет.

Полный дембель должен выглядеть соответственно чину и званию — и Хрусталев был готов выглядеть. Парадка ПД — это не просто парадка, о-о-о-о… А уж у Вовки Хрусталева… Белоснежные аксельбанты, концы коих украшали автоматные патроны, отполированные старательными черпаками чуть не до прозрачности, сапожки — хром! — укороченные, расчетливо примятые в гармошку пассатижами… Бляха ремня не просто сточена напильником «чтоб звезда торчала» и надраена асидолом до испускания лазерных лучей — теми же черпаками… Нет! Бляха заново сделана первогодком из урюков, знающим толк в чеканке, и герб на ней изображает… А, бля, какая на хрен разница, что он изображает — все псу под хвост.

Праздник накрылся.

Потому что встречал Хрусталев знаменательный день в наряде. На КПП. И даже не в Девятке, где кое-какие радости жизни до сих пор остались, а в самой занюханной дыре. На точке. На Третьем Посту. У черта в заднице…

Но его никто неволить не стал, все чин-чином, какие разговоры. Хочешь — демобилизуйся, пожалуйста. Сделай последний снимок для дембельского альбомчика на фоне башни у озера — и вали из Девятки. Дуй в любую точку России-матушки. Если, конечно, маршрут следования знаешь, а проездные документы выпишем. Только до вокзала или аэропорта, извини, подвезти не можем. Ты как-нибудь уж на своих двоих или автостопом — тут попутные верблюды попадаются.

Но после Прогона путешествовать автостопом по степям Хрусталеву не хотелось. И другим дембелям не хотелось. Все, кроме троих местных урюков (раньше — местных), остались на сверхсрочную… А урюки ушли в степь и не вернулись. Ни в каком виде не вернулись. Даже голов их к периметру не подкинули…

Ну а законтрачился — бери АКС и не петюкай. Приказ на точку — езжай на точку. Раньше, до Прогона, контрактников уважали. А теперь… В Девятке еще туда-сюда, но на Посту… Спишь — как на срочной, жрешь — что на срочной, сношают так же… Стереги бочки с ГСМ да заправляй нефтевозы с полуострова… Черпаков нет. На сорок шесть рыл — ни одной бабы занюханной. Из всей половой жизни нормальным мужикам остается кулак да два истрепанных до дырок журнала, разъятых на листики… а каждая там красотка — хорошая твоя знакомая со своим ласковым прозвищем.

Правда, есть еще Рюхач, дерущий и в хвост и в гриву.. Но это уже для любителей.

Вовка злобно посмотрел на прапорщика Рюханова — тот дрых на топчане сном обожравшегося младенца. Вот — стали гонять в караулы прапоров. Офицеров даже… Ну и что с того? Дрыхнет, сука… Губами причмокивает. Бабу свою, видать, вспоминает. Ребята говорили, что его прапорщица на передок слабовата. То-то Рюхач волком на всех и дни в календаре вычеркивает. Если так — сразу, как сменимся, надо на нее залезть всенепременно. Вполне в тему: Рюхач меня тут раком ставил, а я там — Рюханиху. Спи, спи, рогатенький… Небось неделю назад, когда Гамаюна ждали, не дрых… Носился как наскипидаренный, и нас гонял — разве что траву не красили. Потому что краска зеленая кончилась.

…Фары Хрусталев заметил издали. Шум мотора услышал чуть позже. Не встревожился — свои. Кому еще? Чужие на верблюдах да на арбах все как-то…

Фары исчезли — как раз там, где должны были исчезнуть. Машина нырнула в ложбину в трех километрах от Поста. Шла с полуострова — и одна. Ночью — и одна. Странно.

Хрусталев закрутил ручку телефона. В похожие аппараты Ильичи и Свердловы в старых фильмах просили барышню дать им Смольный… Вовка знал, что на проводе никакой барышни нет, и она ему не даст — ни Смольный, ни вообще… Заорал не слишком вежливо: «Дюшес? Дюшес, твою мать?! Мармелад давай!» Дюшес что-то проквакал неразборчивое, но с Мармеладом соединил. «Мармелад?! Я Бутон! Бу-тон!!! По трассе черт несет кого-то!! Подсвети!!! Свету дай, козел!!! Понял??!!»

Хрусталев надрывался в тайной надежде разбудить прапорщика Рюханова — куда там… Мармелад наконец понял — Вовка услышал дикие вопли сзади, на невеликой территории Поста. Наверх, к прожекторной площадке, телефон не протянули — второпях забыли, потом все руки не доходили. Теперь драли глотку, как в той комедии: алло, гараж? заводи кобылу!

Прожекторист, похоже, кемарил у себя на вышке — пятно света поползло с бензиновых емкостей к приближающейся машине с запозданием. Поползло рывками, медленно и неуверенно.

Ну наконец, не прошло и полгода… «Урал». Тентованый. Свои, все правильно… И все-таки — почему одни? Без колонны. И без конвоя? Даже если с Четвертого, все равно… Чует сердце — ЧП там, и не слабое…

А потом с Хрусталевым стало твориться непонятное.

Урал медленным зигзагом объезжал обломки свай, в шахматном порядке украшающие бетонку. Остановился, где положено. Из кабины выскочил человек в камуфляже, торопливо пошагал к КПП. «Прапорщик Волковец, — козырнул небрежно, — отворяй быстрее, в семи кэмэ — опять напоролись, сотни две, если они вдруг следом дернулись…» — «Пропуск?» — «Какой, на хер, пропуск, от конвоя одна машина осталась…»

Хрусталев вел этот странный разговор с прапорщиком через крохотное окошечко двери — сам не понимая, как возле него оказался… Где-то глубоко, на самом дне сознания, бились мысли, что все он делает неправильно, что нарушает все инструкции, что надо немедленно будить Рюхача, что одиночная машина без пропуска — уже ЧП, и что с этим Волковцом что-то не так, как-то странно он говорит, равнодушно, хоть слова произносит страшные, что надо…