Школа на краю империи - Ян Анатольевич Бадевский

Капля крови падает на асфальт.

Из моего разбитого носа.

Я стою на четвереньках, опираясь мелкими ручонками на тротуар. Челюсть и нос болят, в голове муть. Рёбра тоже болят. А фоном слышится издевательский смех.

Ловлю рёбрами очередной пинок.

Не удержавшись, заваливаюсь набок. Вижу зелень, фигуры людей, невысокое серое здание, кусок голубого неба с ползущими по нему облаками…

Меня накрывает болью.

Перед глазами всё плывёт, голова раскалывается, перспектива искажена. Этот кошмар ни с чем не спутаешь — я встраиваюсь в чужое тело.

Интегрируюсь.

Боги и демоны!

Гадство!

Как же мне плохо…

— Смотрите, как его плющит.

— Вот придурок.

— Сильно ты его приложил.

Время растягивается, оно больше не имеет смысла. Что-то выламывается из схемы. Обычно я перерождаюсь «с нуля», врастая в младенцев. Учусь сидеть, ходить, разговаривать. Сейчас, как мне кажется, я старше. Спину выгибает дугой, пальцы скребут шероховатую поверхность, сжимают чей-то ботинок.

— Эй! Совсем офонарел?

Ногу вырывают.

— Откинется, — предполагает кто-то.

— Срать на него, — раздаётся насмешливый юношеский голос. — Это же грязь безродная.

Мне никогда не доводилось сразу пробуждаться… в таком. Всякая была жесть, но не сразу же? И эта непрерывная пульсация… Сводит с ума… Приводит в ярость… Хочется сбросить это тело, я не готов… Почему я здесь вообще…

Отпустило.

Я весь вспотел, измазался в собственной крови. Левый глаз заплывает — значит, и туда прилетело. Что это вообще за уроды? Дети какие-то. Нет, подростки. И форма на них… Школьники? Лет по четырнадцать. Ну, пятнадцать. Четверо. Окружили со всех сторон, но сейчас немного отодвинулись, наблюдают. Лица холёные, глаза жёсткие. Колючие, я бы сказал. Такие глаза обычно у интернатовцев.

— Живой, — сказал темноволосый паренёк с аккуратной классической стрижкой. — Притворялся.

— Нас не проведёшь, Грязнюк, — добавил второй. Ему бы похудеть маленько, а не пасть открывать. Форма обтягивает жирную тушу настолько плотно, что даже сиськи под пиджаком очерчиваются.

Третий заржал.

Я расценил его как мелкого крысёныша. Шестёрку, выслуживающуюся перед крутыми ребятами.

Четвёртый — вот кто был по-настоящему опасен. Держался чуть поодаль, сунув руки в карманы брюк. Выглядел подчёркнуто небрежным. Седая чёлка падает на глаза, но виски аккуратные, под единичку. Это стиль такой.

Стоп.

Седая чёлка?

Парень не был блондином, но его густая шевелюра покрылась пеплом. Аномалия какая-то. Ловит мой взгляд, презрительно ухмыляется. Неуловимый знак — и темноволосый заносит ногу, чтобы ударить меня в живот. Перехватываю за пятку и носок. Двумя руками. Выкручиваю, заламываю. Школьник ничего не успевает сделать — предсказуемо валится на землю, вопит и матерится. Протаскиваю конечность ублюдка между своих ног, выпрямляю, подтягиваю к подбородку и беру в локтевой захват на рычаг колена.

Черноволосый ревёт белугой, но это лишь начало.

Резко выкручиваю стопу гадёныша и наслаждаюсь разрывом подколенной связки.

Чужой, разумеется.

— Уроод!!!

Толстяк и крысёныш несутся на помощь другу.

Как несутся…

Им всего и надо-то пару шагов сделать. Просто по пути происходят досадные случайности. Бурдюк с жиром спотыкается о выставленный локоть черноволосого и падает на четвереньки. Моя нога тут же влетает ему в челюсть. Вихрастая голова недоумка дёргается от удара.

Крысёныш заходит слева.

Валю подсечкой.

И тут же выпрямляюсь, удерживая заводилу в поле зрения.

— Ты чё творишь, животное?

Седой делает шаг вперёд, сжимая кулаки. Он всё ещё не верит в происходящее. Видимо, мои противники не ждали отпора от безропотной жертвы, в которую я вселился.

Оцениваю местность.

Здание школы далеко, окна частично закрыты деревьями. Вполне обычными деревьями… пальмами, магнолиями, черешнями. Слева — кирпичная стена то ли гаража, то ли склада. Мы находимся на заасфальтированном квадрате, в который вливается мощёная камнем дорожка. Вокруг — аккуратно подстриженные кусты. Метрах в десяти справа журчит фонтан. Прямо элитное учебное заведение…

С моего подбородка срывается капля крови.

Похоже, я дрищ.

Тело ноет от многочисленных синяков и ссадин. Меня неплохо отметелили, прежде чем повалить на землю. Ноги и руки тощие, как спички. Кулаки мелкие и костлявые. Лишнего веса нет, но и с мышцами проблема. Дунешь — повалюсь.

Жирный увалень поднимается. Сопит и трёт челюсть. Крысёныш тоже не выведен из строя. Надо бы отступить, вооружиться чем-нибудь.

Чем?

Вот кому плохо — это черноволосому. Отползает в траву, скулит и ногу подволакивает. Этот вне игры. Хоть бы арматуры кусок…

Хрен там.

Шестёрки седого угрожающе надвигаются.

Теперь они злые, внимательно наблюдают за каждым моим движением.

— В сторону, — седой останавливает своих псов и выходит вперёд. — Он мой.

Пафос — наше всё.

Седой заводит руку себе за спину, под пиджак, и достаёт из скрытого чехла нож. Движение получилось настолько естественным, что я сразу понял — носит рукоятью вниз.

Что это за школа такая?

Короткий танто. Сантиметров двадцать пять, не больше. И, судя по хвату, седовласый хмырь умеет с ним обращаться.

— Одним засранцем будет меньше, — криво ухмыляется заводила.

В следующую секунду расклад меняется.

Прямо передо мной возникает широкая спина взрослого мужика. Хочется протереть глаза — мужик соткался из воздуха. Мгновение назад его не было. И вот он здесь.

Наверное, показалось.

Подгонка к телу, и всё такое.

Оптические иллюзии.

— Что здесь происходит?

Голос отрывистый, грубоватый.

Мужик делает шаг к седовласому пареньку, вооружённому танто. Лицо парнишки сереет. Он как-то весь скукоживается, отступает назад и делает попытку убрать танто в ножны за спиной. Вот только мужик быстрее. Молниеносное движение — и кисть школьника вывернута.

— Больно! — вскрикнул седой.

— Конечно, — соглашается мужик. — Так и задумано.

Танто падает на асфальт.

У меня разрыв шаблона.

В этом заведении учатся маньяки и садисты?

— Нож, — задумчиво произнёс мужик. — Я не припомню, Барский, чтобы у вас была официально зарегистрированная дуэль. И мы не на арене, к слову.

— Мы не успели подать заявку, — промямлил паренёк, которого назвали Барским.

Так, фамилия явно славянская. Уже хлеб. Да и разговариваем мы все на русском языке. Значит, я переродился в стране, культурно близкой… прежней инкарнации.

Мужик школьнику не поверил.

Окинул взором всю нашу компанию, задержался на скулящем кретине с вывихнутой ногой. Повернул голову в мою сторону. И я впервые смог хорошенько рассмотреть этого человека. Жилистый, уверенный в себе. Квадратная челюсть, недобрый прищур. Брюки свободного кроя, белая рубашка с расстёгнутым воротом. Закатанные по локоть рукава. И необычная татуировка на левом предплечье. Атакующая песчаная эфа. Детализированное, невероятно реалистичное изображение.

— Иванов, — сказал мужик, — ты заказывал дуэль?

По идиотскому выражению на моём лице учитель