Василий Звягинцев - Дырка для ордена

…Когда пулеметная очередь распорола борт «УАЗа» и водитель упал грудью на рулевое колесо, хрипя и откашливаясь кровью, майор Тарханов как раз отклонился назад, пытаясь достать термос с крепким геджасским кофе, пристегнутый пружинными зажимами к задней стойке кабины. И все назначенные ему пули и шрапнельный пучок осколков стекла прошли впереди и выше, свистнув в уши и дунув в лицо порывом горячего ветра.

Повинуясь инстинкту старого солдата, майор ударом ноги распахнул исковерканную правую дверцу, уже в падении выдернув автомат, торчавший стволом вверх между сиденьями. Сгруппировался, достаточно мягко приземлился на каменистую обочину и только потом начал соображать, в чем, собственно, дело.

До гребня перевала оставалось метров пятьдесят, оттуда по ним и ударили.

Не отрывая взгляда от груды рыжих камней, не случайно образовавших подобие пирамиды (как он не заметил этого вовремя?), Тарханов краем глаза увидел, как вездеход на первой передаче еще немного прополз по прямой, потом его потянуло вправо, и он завалился колесами в кювет, сев обоими мостами на бровку.

Толчок, очевидно, сбросил ногу мертвого или тяжело раненного ефрейтора с акселератора, и мотор, пару раз чихнув и фыркнув, заглох.

Сергей скользнул вперед, прикрываясь краем дороги и корпусом машины, и снова упал на щебень рядом с рубчатым передним колесом, одновременно сдернув предохранитель.

Буквально через пару секунд из-за пирамидки, а точнее — переднего бруствера пулеметного гнезда, разом, как соответствующая мишень на стрельбище, поднялись три фигуры в незнакомой окраски камуфляжах, тесной группой, плечом к плечу.

Бросок Тарханова они не заметили, да и не могли предположить, что кто-то смог бы уцелеть в насквозь пропоротой пулями кабине, и сейчас в азартном восторге от собственного успеха, утомленные, очевидно, долгим ожиданием добычи, торопились выяснить, кто именно им попался.

«Придурки, — с некоторым даже сочувствием подумал Тарханов. — Где ж вас учили и кто?»

Так могли поступить только «практиканты», завербованные в глухом кишлаке или оазисе, возжелавшие стать настоящими «воинами Аллаха» и отправленные сдавать зачет на большой дороге. Опытный боевик никогда бы так не подставился. Приходилось Тарханову с ними сталкиваться, увы, — не единожды.

И сам он умел устраивать засады и знал, как оно бывает на самом деле, когда ребята торопились, поднимали голову чуть раньше, чем нужно, безосновательно полагая, что с врагом покончено.

У этих вышло — совсем рано.

Они стояли в полный рост, и их силуэты четко проектировались на фоне утреннего неба.

Эти любопытные бараны так ничего и не поняли, наверное, когда тремя одиночными выстрелами майор успокоил их всех.

Они лежали перед ним неаккуратной грудой, только что живые, молодые, бородатые, давно не мытые, потому что даже на расстоянии чувствовался густой запах застарелого, перекисшего пота. На перетянутых ремнями и патронташами выгоревших маскировочных костюмах входные отверстия совсем не видны, зато выходные — размером в кулак. Осколки ребер, торчащие из ран, на глазах чернеющая кровь.

Тарханов стрелял специальными, по типу охотничьих, патронами с мягкой безоболочечной пулей. Врачам после таких попаданий делать нечего.

Он смотрел на все это и ничего особенного не чувствовал. Война, однако, и судьба. Не пожелай он взбодриться глотком кофейка после вчерашнего, могло быть и наоборот.

Нет, ну до чего же неквалифицированное быдло идет сейчас в бандиты, неужели они не видели и не слышали, что позади вездехода Тарханова гудит, надрываясь мотором, еще одна машина? Подожди ты, приведи всю колонну в зону действительного огня, а потом уже любопытствуй…

Ощущения только что миновавшей смертельной опасности пока еще не было. Может быть, позже… Но вряд ли. Не впервые смерть проносит мимо, сейчас, пожалуй, чуть ближе, чем обычно, но и только.

Сергей наклонился над трупами, чтобы убедиться в окончательности победы, собрать документы, если есть. И только тогда понял, что встретился со старыми друзьями. Это же земляки, чеченцы, как он сразу не понял?

Насмотрелся на них Тарханов за шесть лет первой и второй войны. И на равных встречались, и не на равных, но он вот опять живой, а они — там. В садах Аллаха.

Как подтверждение его догадки, на руке одного из убитых сквозь грязь виднелась наколка кривыми русскими буквами: «Арслан». Левее трупов, выставив тонкий ствол в амбразуру, стоял на сошках пулемет «ПК». Старый, с исцарапанным прикладом и вытертой до белизны ствольной коробкой. Тоже, наверное, помнящий еще первую войну. Рядом, на площадке, скудная россыпь гильз.

В сторонке, на краю водомоины, приспособленной под окопчик, валялись два автомата «АКМС». Брошенные как-то слишком небрежно.

Но что там с водителем?

Тарханов бегом вернулся к машине. Прошитый слева направо через грудь двумя пулями Шайдулин был еще жив, но плох.

Дышал часто, неглубоко, с присвистом. На губах лопались кровавые пузырьки. Все, что до приезда врача мог сделать майор, так это туго перебинтовать ефрейтора, закрыв пулевые отверстия поверх марлевых тампонов воздухонепроницаемыми прорезиненными чехлами индивидуальных пакетов. Для предотвращения доступа воздуха в плевральную полость, как учили на курсах доврачебной помощи.

Он еще вколол водителю полный шприц-тюбик промедола, убедился, что боец пока умирать не собирается, после чего присел на камень, чтобы осмотреться и подумать без суеты.

И только теперь оценил роскошную панораму, открывающуюся с перевала. Судя по карте, отметка высоты здесь была 2556 метров. На западе сливающаяся с небесной голубизной густая синева обозначала Средиземное море. А на восток на десятки километров тянулись, постепенно снижаясь в сторону Сирийской пустыни, гряды бурых, с белыми пятнами известняковых обнажений, горных хребтов, у горизонта тоже становящихся голубыми.

Сразу от площадки перевала дорога, а точнее, тропа, на которой двум машинам не разъехаться, да и двум всадникам — с трудом, сначала круто, а потом все более полого уходила влево и вниз. С одной стороны бугристая сланцевая стена, покрытая редкими пятнами зелени, с другой — двухсотметровой глубины обрыв.