Андрей Левицкий, Алексей Бобл
Пароль: «Вечность»
Поздней весной небо над Киевом высокое и чистое, с Днепра дует свежий ветер, колышет кроны деревьев на склонах холмов. Посверкивают золотом купола Лавры, и статуя Родины-Матери, в просторечии – Железная Женщина, высится над городом, похожая на грозную богиню войны.
Таким запомнился мне Киев с тех пор, когда в юности я несколько раз приезжал сюда. Но сейчас все иначе: дым пожарищ застилает небо, деревья повалены, на склонах холмов – воронки. Некоторые из них появились благодаря мне.
В наушниках прозвучало:
– Работаем как обычно?
Под крылом «Су-25» проносились крыши панельных коробок. Справа, над центром города, поднимались клубы дыма, впереди горела Лавра.
– Как обычно, – ответил я ведомому. – Завидуешь?
Шмакин помолчал, обдумывая ответ.
– Развалить мост Патона... – протянул он, и я усмехнулся. – Не каждый день такое бывает, но если...
– Пятнадцать градусов влево, – перебил я.
С крыши высотки по нам открыл огонь крупнокалиберный пулемет. И тут же в кабине пискнула сигнализация: чья-то РЛС пыталась захватить нас в свои сети. Я выстрелил тепловые ловушки, закладывая вираж и снижаясь. Выровняв штурмовик, бросил взгляд через плечо. Ведомый держался в стороне и чуть выше.
Мы летели над правым берегом Днепра, приближаясь к статуе. Ну и страхолюдина! И зачем братья-украинцы изуродовали так свою столицу? Хотя их этой штукой, насколько знаю, осчастливили еще во времена СССР, а тогда народ не очень-то спрашивали, чего он хочет, а чего нет.
Впрочем, судя по происходящему, с тех пор мало что изменилось.
– Работаем. Зенитчики твои. – Я начал набирать высоту.
Дымные трассы снарядов снизу вверх перечеркнули небо. С площадки возле статуи по нам вела огонь зенитка, и Шмакин спикировал на нее.
Внизу у берега мелькнули притопленный земснаряд, баржа, развалины кирпичного завода. Я включил форсаж, пролетел над набережной. Закрутив «бочку», увел машину к городу, чтобы развернуться и сделать заход на мост Патона.
Штурмовик Шмакина вышел из виража над Днепром.
По спине пробежал знакомый холодок, и я завертел головой в поисках опасности. В кабине опять запищала сигнализация.
Предчувствие не обмануло – над горящей Лаврой набирал высоту «Ми-24» национальной гвардии. Вертушка выпустила две ракеты, которые рванулись на сверхзвуке за самолетом Шмакина, и сразу ушла на разворот, пытаясь скрыться в дымной пелене над холмами.
– Катапультируйся! – крикнул я.
В полной уверенности, что ведомый выполнит мою команду, разрядил кассету с тепловыми ловушками и спикировал над мостом.
Конструкция архитектора Патона соединяла два берега. Я вел штурмовик над единственным в мире цельносварным мостом, к которому, по данным разведки, с юго-востока подходили механизированные подразделения национальной гвардии.
Сняв вооружение с предохранителей, вдавил кнопку пуска неуправляемых ракет. Одновременно с ними вниз ушли две фугасные авиабомбы.
Снова форсаж. Набор высоты.
Грохот взрывов догнал самолет. Мост провалился, воды Днепра вскипели вокруг обломков.
Разворачиваясь по пологой дуге над высотками левого берега, я попытался найти ведомого. Его нигде не было, только густой шлейф дыма висел над рекой.
– Серега? – позвал я. – Серега!
Эфир молчал. Конечно, у Шмакина не было шансов спасти машину: от ракет «воздух – воздух», пущенных с близкой дистанции, никакие маневры не спасут. Но почему он не катапультировался? Отказала техника?
Или все же успел? Я пытался высмотреть купол парашюта на фоне зеленых холмов и клубов серого дыма, но не видел его.
А вот раскрашенная в сине-желтые цвета вертушка летела к огромной железной статуе, повторяя маневры Шмакина над правобережьем Киева. Должно быть, она из боевого охранения колонны противника, движущейся к мосту.
Когда мы легли на встречные курсы, я сразу ушел на «мертвую петлю». Кровь прилила к лицу, застучала в висках. В зените сделал «полубочку», свернул к реке. Поймав в прицел «Ми-24», облетавший статую с другой стороны, выстрелил.
В кабине взвыла сигнализация.
Самолет привычно вздрогнул, когда обе управляемые «Р-60» с шипением ушли вперед.
Горите в аду, уроды! Это вам за моего ведомого!
Поворачивая, я не смотрел вперед, мне хотелось видеть, как на Киев упадет сбитая вертушка. Эти, на «Ми-24», убили Серегу! Он был хорошим пилотом и хорошим товарищем. Не другом – у меня вообще нет друзей, – но когда-то в Казахстане Шмакин спас меня. Вернулся и посадил своего «Грача» на плато за минуту до того, как там появились душманы...
Обе ракеты попали в цель, одна угодила в кабину, взрыв другой разрубил хвостовую балку. Но за мгновение до этого вертолетчики, развернув машину, успели дать залп.
Я летел к статуе. В кабине пронзительно запищала сигнализация, и руки сами легли на ручку катапультирования.
Две ракеты сближались с моим самолетом лоб в лоб. Когда я рванул рукоять, сработали пиропатроны и над головой сорвало фонарь. Ремни врезались в плечи, перегрузкой сдавило грудь, и кресло вместе со мной выбросило вверх из кабины.
Самолет мгновенно ушел вперед, и через миг там громыхнуло. Лицо обдало волной горячего воздуха.
Загоревшийся штурмовик врезался в статую и расколол ей голову. Железная Женщина вздрогнула, но устояла.
Быстро осмотрев купол, я расправил стропы. Бросил взгляд на горящие обломки своего «летающего танка», упавшие к подножию монумента, определил направление ветра и начал снижаться.
Далеко внизу из кустов на набережную выскочили два человека в черных шлемах и серо-зеленых, как и у меня, комбинезонах. Один замахал руками.
Наемники. Я шумно выдохнул – свои! Хорошо, ветер дует в нужную сторону...
Ударившись ногами в асфальт, упал, перекатился на бок и сразу вскочил.
– Не ранен? – спросил подбежавший ко мне черноусый наемник. Лицо его показалось знакомым, хотя изза шлема и больших темных очков трудно было разобрать толком. – Ну ты силен, пилот! Мы с Барцевым видели, как ты вертушку разделал.
– Опанас, валим быстрее! – крикнул второй.
Он опустился на одно колено и поднял автомат, глядя в сторону холмов.
Я отстегнул парашют, сбросив подвесную систему, вытащил из кобуры под мышкой пистолет-пулемет «кедр» и разложил приклад. Статуя, в которую врезался мой самолет, высилась над нами – голова расколота, строгое металлическое лицо в черных подпалинах. В трещине выступили края оплавленной арматуры.
– Куда теперь? – спросил я.
– К Крещатику, там точка сбора, – ответил черноусый Опанас. – Не удержим Киев, армия из нейтралитета вышла. Ты в курсе?
