Даниэль Дакар
Особые поручения
— Ни сна, ни отдыха измученной душе… куда ни ткнись — везде эта чертова баба!
Аркадию Евгеньевичу Мамонтову, главе русской миссии на Кортесе, даже не надо было следить за направлением взгляда своего первого зама. На протяжении последней недели должность «чертовой бабы» была прочно закреплена за баронессой Эштон. Или не Эштон… или не баронессой… документы, выданные на Форпосте, могут означать все, что угодно. Они могут даже быть вполне легальными, почему нет? Только потому, что в девяноста девяти процентах случаев гражданство Форпоста означало, что вы имеете дело с авантюристом? Причем таким, чье рыльце в пушку куда основательнее, чем однодневный цыпленок? Право же, господа, это еще не показатель.
Хотя в том, что касалось Маргарет Эштон, Мамонтов был готов согласиться со своим помощником. Одно то, что яхта «Леди М.» была приписана к давно уже не существующему порту, говорило о многом. Более того, сама госпожа Эштон даже не давала себе труда притворяться кем-то кроме богатой — и довольно взбалмошной — искательницы приключений. Она появилась на Кортесе совсем недавно, но уже успела засветиться где только можно и нельзя. Разумеется, Кортес был вещью в себе и как магнит притягивал к себе тех, кто по тем или иным причинам не нашел себе места на родине, где бы она ни находилась. Но эта особа выходила — да что там выходила, вырывалась! — даже за весьма вольно очерченные рамки норм, принятых на планете. Причем это касалось решительно всего.
Экстравагантные и оч-чень дорогие платья выделяли ее в любой толпе, даже на сегодняшнем приеме, посвященном празднику урожая. Темно-рыжие волосы были неизменно уложены в низкий узел на затылке и сколоты редкой работы шпильками с головками в виде золотых перьев. К этим шпилькам крепилась столь же неизменная вуалетка, из-под которой были видны лишь четко очерченные губы, почти всегда кривившиеся в саркастической усмешке. Глаза… черт побери, да видел ли кто-нибудь ее глаза без закрывавшего их тонкого кружева? Или руки — без перчаток? А эти ее сигары…
Как она, кстати, ухитрилась раздобыть приглашение на прием? Причем, что интересно, сопровождавшие ее повсюду красавцы-близнецы предъявили охране индивидуальные приглашения наравне со своей… подопечной? Любовницей? Хозяйкой? Говорившая на унике с каким-то неопределенным, плавающим акцентом, госпожа Эштон любому, кто интересовался, рекомендовала эту парочку как своих «призовых жеребцов». После этого вопросы, как правило, прекращались. Если же нет… О, Аркадий однажды стал свидетелем того, как человек, посмевший расспрашивать мисс Эштон и после сакраментальной фразы о жеребцах, ретировался со всей возможной скоростью. Ибо не поперхнувшись выслушать то, что, нимало не понижая голоса, выдала эта женщина, было решительно невозможно.
Следовало бы, конечно, присмотреться к ней повнимательнее. Но при почти полном отсутствии внешних признаков приближающихся неприятностей создавалось впечатление, что на Кортесе назревает что-то скверное. Мексиканцы, всегда охотно сотрудничавшие со своими русскими коллегами, перестали идти на контакт. Впрочем, дело было, скорее всего, в том, что за последний год персонал мексиканской миссии сменился подчистую. Немногочисленные агенты доносили об усиливающихся националистических настроениях — и это на планете, где давно уже не было «ни эллина, ни иудея». Резко, скачком, возросло число тех, кто готов был принять подданство Империи и покинуть Кортес. Так что сотрудникам русской миссии было чем заняться и без наблюдения за невесть откуда взявшейся охотницей за удачей.
* * *
Нет, вот ты скажи мне, дорогая, — кто тебя за язык дернул? Развыступалась… Мэри постояла на крыльце, покосилась, прищурившись, на затянутое тучами небо и решительно направилась к боковым воротам. Там ждал Степан, которого так и не удалось убедить в том, что молодая хозяйка в состоянии сама о себе позаботиться. Она понимала объяснения Ольги Дмитриевны: старик любил ее отца больше всех остальных детей Сазоновых… очень переживал его смерть… обижен на судьбу, не давшую ему возможности видеть, как растет дочь обожаемого воспитанника… Все это очень хорошо, но твердая убежденность Степана в неспособности Мэри самостоятельно пилотировать машину сегодня не смешила, а раздражала. До вылета, сроки которого она сама же определила, оставалось около двух суток, а организовать предстояло очень многое. Причем организовать если не в полной тайне от семьи, то, во всяком случае, максимально скрытно. И что прикажете делать теперь? Как сбежать от ненавязчивого, но непреклонного сопровождающего? Ну, допустим, договориться о встрече с командой можно прямо сейчас, пока ее никто не слышит.
Мэри совсем уже было собралась связаться с Элис, но не успела: коммуникатор деликатно сообщил о входящем вызове. Не то чтобы она уж очень сильно удивилась, услышав спокойный, чуть насмешливый голос князя Цинцадзе. Но было совершенно очевидно, что встречу с экипажем придется отложить.
— Дождись меня, дорогая, — пророкотал Ираклий Давидович, — нам с тобой надо бы переговорить, согласна? Вот и умница.
Спорить с главой Службы безопасности Российской империи у нее не было ни малейшего желания. Тем более что в голове внезапно возникла идея, с реализацией которой князь Цинцадзе мог помочь, как никто другой. Кроме того, если она отбудет из дворца вместе с его светлостью, Степану ничего другого не останется, кроме как отправиться домой. Так что все к лучшему. Опять же, теперь можно особенно не торопиться и пройтись по красавцу-парку, наслаждаясь пасмурным днем. Почему-то здесь, на Кремле, ясная погода нравилась ей меньше ненастной. Хотя… что значит — почему-то? Все вполне объяснимо. Когда не видно солнца, а тем более звезд, небо не манит, не заставляет нервы вибрировать в нетерпении. Штатская жизнь…
Ираклий Давидович стоял у открытой дверцы лимузина, объясняя что-то Степану. Тот был явно недоволен, но совсем уж открыто высказывать свое мнение по обсуждаемому вопросу остерегался. Это с Николаем Петровичем все проще некуда, особливо после рюмки-другой, а с его светлостью пререкаться — себе дороже; твое дело, старый пень, — козырять да соглашаться.
Налюбовавшись сценкой, Мэри подошла поближе и коротко поклонилась князю. Кивнула с улыбкой дворецкому:
— Отправляйся, Степан, я буду позже. И к обеду не ждите, я в городе перекушу, — и, повинуясь приглашающему взмаху руки, забралась в лимузин. Водитель захлопнул дверцу, и несколько секунд спустя машина плавно взмыла в воздух.
