С трудом переставляя негнущиеся ноги, девушка вышла из покоев Наместника.
Рукастые парни из «Сизифа» отделали комнату на «отлично». Легостаев не удержался и, несмотря на всю свою жадность, подписав счет, сунул мастерам по пятисотенной. Мастера просияли, прощальное рукопожатие получилось почти дружеским.
Раба Евгения весь день просидела в кельи рабы Виктории. Разговорчивая парикмахерша сначала отправила девушку в душевую, снабдив какими-то кремами, а потом долго возилась с ее волосами. Женя недоумевала: зачем наводить на себя красоту, если ей предстоит общаться с Предвечным? Наоборот надо, наверное, изгнать из мыслей все низменное и мирское, ощутить себя верной рабой Его, а не обычной женщиной. Но спорить с рабой Викторией, конечно же, не стала. Ей виднее.
Парикмахерша, провожая Женю, смотрела вслед с сочувствием. Она-то хорошо представляла себе, чем может закончиться ночь молитв в покоях Единственного. Не на своем примере, конечно, возраст не тот, Наместник — да воссияет Благодать на его пути! — предпочитает свеженькое, но та же раба Ира после такого же умерщвления плоти превратилась в собственную тень. Все время молчит, прячет глаза, соседки по келье говорят — она кричит и вздрагивает во сне. Зато более верной поклонницы у Единственного не было, наверное, никогда. Раба Ира ревностно служит ему, неистово, с полной самоотдачей выполняет любое послушание.
И еще — раба Ира никогда не ходит мыться с другими. С той ночи вообще никто никогда не видел ее раздетой.
И мужчины ее не выбирают. То ли боятся, то ли брезгуют.
Вернулась раба Евгения. Чистенькая, умытая, сверкающая.
— Да ты у нас красавица, девочка! Мужики, небось, так и вьются! — совершенно искренне воскликнула раба Виктория.
Сказала и осеклась: в Жениных глазах промелькнул стыд, смущение, но явственней всего в них читалось осуждение. Как можно сейчас думать о таких вещах! Ведь ей предстоит ночь наедине с Предвечным!
«Бедная глупышка! Такая молоденькая…»
Раба Виктория должна была задать Жене один вопрос, но не смогла.
«Спрошу, а девочка совсем в себе замкнется. И ко мне больше и близко не подойдет. Как же — в такой день ТАКИЕ вопросы! Жаль, что я ничего не могу объяснить… Лишь бы Единственный не разгневался».
Перед ночью умерщвления плоти старшие сестры обязаны выяснить, не начались ли у кандидатки месячные? Мол, истекать кровью во время слияния с Предвечным — верх кощунства и признак мирских слабостей.
Что ж — хорошее объяснение.
Вечером Наместник снова вызвал к себе рабу Евгению. Обращенные сестры, собравшиеся вечерять в общем зале, проводили ее сочувствующими взглядами. Сама же девушка шла к покоям Единственного свободно и легко. Она почти поверила, что Наместник заступится за нее перед Предвечным. Ведь он обещал. Так и сказал: «Я стану твоим проводником, посредником и защитником».
Слово «обвинитель» Женя почему-то не вспомнила.
Наместник встретил ее почти ласково:
— Я ждал тебя, раба Евгения.
В торжественном церемониальном одеянии он показался ей высшим существом, недоступным и богоравным. Девушка упала на колени.
— Да воссияет… Благодать на… твоем пути, Единственный!
— Да воссияет! Я молился за тебя весь день, раба Евгения. И Предвечный разрешил принять твое покаяние. Готова ли ты?
— Я? О да! Да, Единственный! Я готова на все!
— Чиста ли ты телом?
— Да, Единственный!
— Чиста ли ты душой?
Раба Евгения замялась с ответом. Она чувствовала в себе готовность принять любую кару, любое наказание, быть рабой Предвечного, но одновременно ей хотелось служить и Единственному. Быть его рабой, полностью отдать себя служению.
— Я не… не знаю, Единственный.
— Хорошо, что ты честна со мной. Это тебе зачтется. Я буду просить Предвечного за тебя.
Легостаев повернулся, взял со стола высокий стакан.
— Выпей крупицу Благодати, раба Евгения! Она обострит твои чувства и очистит разум!
Девушка сделала несколько глотков, поперхнулась, пересилила себя и допила остаток. В принципе, ничего такого в стакане не было. Немного опиума, чтобы «очистить разум», кофеин и полграмма модного в частных «массажных салонах» растормаживающего наркотика «либидо», ЛБД. Больше не стоит, слишком дорогое средство.
— А сейчас — жди меня, раба Евгения. Я подготовлю комнату. Жди и молись.
Легостаев ушел в комнату, закрыл за собой дверь. Украдкой поглядывая на нее, раба Евгения почти в экстазе целовала пол, где ступали ноги Единственного.
— Встань и иди ко мне, — донесся приглушенный голос. Внутри комната оказалась совершенно пустой, только у дальней стены на небольшой подставке горели с десяток свечей. Окон в комнате не было. Дрожащий отсвет падал на гладкие голые стены, обитые твердым и холодным на вид материалом. Строители положили его так искусно, что, казалось, стены, пол и потолок не имеют границ, а плавно переходят друг в друга.
Единственный стоял посреди комнаты, глаза его сверкали отраженными огоньками свечей. Раба Евгения хотела привычно упасть на колени, но он властно остановил ее:
— Запомни, раба Евгения, меня здесь нет! В этой комнате только ты и, если твои мысли очищены, если тело не отягощает их, — Он, Предвечный, Пребывающий Вовне и Навсегда. Я — лишь твой проводник. Делай точно, что я говорю, не раздумывая, но не пробуй отвечать или противиться мне!
Женю охватила странная дрожь, по телу побежали мурашки. Несмотря на прохладу, девушке вдруг стало жарко.
— Я… никогда… Ой! — раба Евгения испуганно вздрогнула, вспомнив, что не должна отвечать. — Я готова!
— Хорошо! Помни, здесь ты проведешь всю ночь и весь день, плоть твоя подвергнется испытаниям, ты будешь лишена воды и пищи.
— Готова! Готова! Да!
Легостаев видел: у девушки начинается религиозный экстаз. Или, точнее, она думает, что религиозный, — на самом деле ее охватывает обычное сексуальное возбуждение. Хорошая психологическая подготовка и немного ЛБД — вот и все, что нужно.
— Сними обувь!
Раба Евгения не раздумывая ни секунды бросилась выполнять приказание. Мягкие спортивные туфли — повседневная обувь Обращенных — полетели в угол комнаты вместе с носками. Холодный пол жег обнаженные ступни, но видно было, что это заводило девушку еще больше: она неосознанно переступала ногами, словно танцевала.
Наместник с жадностью разглядывал ее. Ноги у рабы Евгении были не особенно маленькие и изящные, но ухоженные. Легостаев подумал, что если и все остальное соответствует, то… Он не на шутку возбудился и, чтобы не выдать себя дрожью в голосе, на секунду отвернулся от девушки.
— Раздевайся!
