Импульс мгновенно прожигает в человеческом теле сквозную дыру диаметром с нагрудный значок, превращает в пар одежду, мышцы и кости. Оно отлетает на шаг назад, падает на песок и замирает.
Уорхерст выбрал новую цель, снова выстрелил… Еще раз, еще…
Весь день атаки следовали одна за другой. С самого утра, едва морские пехотинцы установили охранный периметр у комплекса Гизы, войска Царства Аллаха и фанатики Маади хлынули из Каира через Гизу и мост Дукви. И сейчас узкие шумные улочки между Гизой и берегом Нила были забиты битком. Военные смешались со стремительно разрастающейся толпой гражданских, которые пели и размахивали флагами. Самое забавное, что пели они по-английски. Призывные надписи на плакатах и транспарантах по большей части были также сделаны на английском. Ясно, что демонстрацию устроили исключительно на потребу сети новостей, чьи левитирующие камеры по-прежнему плавали над полем боя. Поля боя, которое осталось за морскими пехотинцами.
Как бы то ни было, после полудня энтузиазм демонстрантов пошел на убыль. Большинство уже возвращалось по мостам на другой берег Нила, в Каир, на свою территорию. Однако штурмовые отряды и ополченцы остались. Десантная рота укрепляла позиции — нетрудно было догадаться, что сейчас произойдет.
Наконец, началась новая атака. Волна нападающих, вскипев в теснинах улочек, снова хлынула на открытое пространство. Морские пехотинцы получили приказ не открывать огонь по гражданским объектам, однако войска приближались к линии пикета RS-14. До периметра оставалось примерно полторы тысячи метров. Устройства размером с бейсбольный мяч, которые недавно зарылись в песок, сейчас выбирались на поверхность, передавая информацию о местонахождении, численности и составе атакующих, и помогали навести лазеры на крупные цели вроде грузовиков и судов на воздушной подушке.
Данные были получены и выверены. Десантники выстроились вдоль периметра и стреляли из 20-миллиметровых минометов с «умными» снарядами. Снаряды пролетали по широкой дуге над головами атакующих и взрывались в воздухе, и на машины и орудийные установки градом обрушивались осколки. Бронебойные орудия с лазерным наведением прицельно вели огонь по транспортным средствам. Патроны, начиненные дротиками, лопались в двадцати метрах над землей, распыляя тучи стремительных металлических «щепок» над всей огромной территорией, где происходило сражение. Фугасы уходили в песок, их словно что-то затягивало, а затем взрывались, выбрасывая столбы песка, и с десяток людей, вопящих и беспорядочно молотящих конечностями, разлетались в стороны.
В это время в воздухе находился лишь один ВКС. Большего позволить себе было нельзя: запасы жидкого водорода, который служил горючим, подходили к концу. Впрочем, хватало и одного: он камнем падал вниз, как ястреб на добычу, на миг заслоняя солнце, и разбрасывал тучу кассетных бомб, метя в длинные, ясно различимые следы на песке, в самой гуще толпы. Один за другим взорвались грузовик и два судна на воздушной подушке, и три оранжевых огненных шара взмыли в ярко-голубое послеполуденное небо.
Теперь все морпехи на северо-восточном секторе периметра, при поддержке «сторожевых башен» и «шагателей» — полуавтоматических шагающих орудийных установок, — вели яростный огонь. Уорхерст перевел винтовку на стрельбу очередями. Строго говоря, лазерная винтовка не может стрелять непрерывно — после каждого импульса лазеру необходима «подкачка». Однако в определенном режиме она может делать шесть выстрелов подряд, по два в секунду, с трехсекундным перерывом после каждого цикла. Вскоре еще один грузовик взлетел на воздух.
Многие отряды ЦА уже пали под сокрушительным огнем, который обрушивался на них с позиций морских пехотинцев и прямо с воздуха. Передняя линия сломалась. Под порывами смертоносного ветра на лицах появились нерешительность. Люди начинали топтаться на месте, задние напирали на передних. Еще миг — и волна разбилась, превратившись в кровавую мешанину человеческих тел. Кто-то остался на земле, остальные безуспешно пытались спастись, отступая за Нил, где они, казалось, будут в безопасности.
— Прекратить огонь! — рявкнул Уорхерст, переключаясь на командный канал. — Всем отделениям — прекратить огонь. Хватит с них.
Атакующие бежали, бросив в пустыне несколько сотен убитых и раненых. Никто не сумел приблизиться к позициям морских пехотинцев ближе, чем на тысячу двести метров. Большинство погибших даже не вышли из зоны поражения собственных орудий. Среди морпехов не было ни одного раненого.
— Как всегда, старое доброе техническое превосходство янки! — раздался на тактическом канале голос рядового Гордона. — Нас даже не зацепило!
— Отставить треп, — скомандовал Уорхерст. — Не расслабляйтесь. Петро? Что там у тебя?
Приходилось признать, что эта наглая атака «в лоб» могла оказаться отвлекающим маневром, призванным оттянуть силы морской пехоты на северо-восток, в то время как главный удар будет нанесен в другом секторе.
— Ничего, сэр, — ответил Джанни Петро, командующий северо-западным сектором. — Никаких целей.
— Родригес?
— Все тихо, кэп.
— Купер?
— У нас тоже ничего, сэр.
Сенсоры сторожевых роботов, выставленных в пустыне за пределами периметра, были настолько чувствительны, что могли обнаружить приближение одного-единственного человека — по тепловому излучению тела, по характерным движениям, по силуэту на радаре, даже по запаху. Уорхерст запросил тактическую схему, напоминающую вид укреплений сверху, и увидел своих бойцов, скучковавшихся на огневых позициях… И никаких признаков вражеских группировок ближе трех километров.
Однако новая атака начнется, и начнется скоро. Капитан посмотрел вверх, в вечернее небо, и подумал, что они чертовски легко отделались.
Резиденция Эстебанов
Гуаймас, Территория Соноры
Объединенная Федеральная Республика, Земля
15:45 по Тихоокеанскому времени.
— Морская пехота?! — ахнула мать. — Боже, что тебе делать в Морской пехоте?
Джон Гарроуэй Эстебан еще чуть-чуть выпрямил спину и стиснул кулаки.
— Вы не имеете права! — дерзко выпалил он, повернувшись к отцу. — Это мой ноумен!
— Это м… мой дом, а т… ты — мой сын! — рявкнул Эстебан-старший. Он был пьян, и язык у него заплетался. — И это я за… заплатил за твои им… плантанты! И я м… могу делать в твоем треклятом ноумене все, что захочу, разрази меня бог. И делать с ним… все, что захочу.
— Карлос, пожалуйста, — пролепетала мать Джона. Она плакала. Ничего хорошего это не предвещало.
