Роксанне видела тело девушки, нарвавшейся на Гхоту, самого страшного силовика Бабу, и поняла в тот миг, что у неё не укладывается в голове, как человеческое существо может творить такие ужасные вещи. Отец девушки принёс её труп в Храм и передал им всё, что у него было. Палладис пытался удержать мужчину, прекрасно зная, куда тот пойдёт, но скорбящего отца невозможно было переубедить. Следующей ночью его тело нашли на границе территорий клана Дхакал. Ему отрубили конечности и подвесили на железных мясных крюках.
Да, в Городе Просителей было опасно выходить из дома после заката, но малыши Майи нуждались в противомикробных препаратах, а Антиох был единственным хирургеоном, у которого имелись лекарства, не разбавленные таким количеством примесей, чтобы от них мог быть хоть какой-то толк. Старик заламывал грабительские цены, но это не имело значения для Палладиса, если речь заходила о детях.
В любом случае, во что можно было оценить жизнь, если Храм никогда не нуждался в деньгах?
Скорбящие были щедры на монеты, как будто страшась, что малейший признак скупости каким-то образом помешает их мёртвым обрести покой. Имперская Истина не признавала жизни за пределами телесного мира и гласила, что смерть была окончанием жизненного пути личности, но Роксанна не заблуждалась на этот счёт. Ей доводилось всматриваться в то мрачное царство, что лежало за ужасающе проницаемыми барьерами реальности, и повидать вещи, которые заставили её усомниться во всём том, что ей в своё время рассказывали.
Она выбросила из головы такие опасные мысли, чувствуя, как учащается дыхание, а пульс несётся вскачь. Запретные воспоминания рвались на поверхность. Перед глазами вставали кошмарные картины: лишённые кожи тела, пылающие огнём из самого своего нутра; влажные органы, свисающие из тел; черепа, вылизанные изнутри до блеска. Она отчаянно старалась их прогнать, сосредоточившись на чём-нибудь несущественном.
В памяти воскресали запах крови и вонь озона от отказывающих щитов, и Роксанна сконцентрировала всё своё внимание на граффити, которым была размалёвана ближайшая к ней стена. Картина изображала гигантских воинов из Легионов Астартес, которые попирали только что завоёванные миры. Краски были яркими до вульгарности, и несмотря на отсутствие эстетических достоинств, ей нельзя было отказать в динамизме. Художник явно не имел представления об истинных размерах космодесантников, поскольку закованные в броню фигуры были ненамного больше, чем сопровождающие их смертные солдаты.
Роксанне доводилось видеть Астартес во всей их устрашающей мощи, и она прекрасно знала, до каких противоестественных масштабов они раздавались. Они походили комплекцией на уродливых огров, но при этом были неожиданно гибкими и грациозными.
Над картиной поработали вандалы, и несколько фигур частично скрывались под выплеснутым на них известковым раствором, а также под лозунгами, которые обнадёживающе сообщили ей, что Император защищает. Фиолетовая масть Детей Императора и голубой окрас Пожирателей Миров исчезли почти полностью, тогда как белизна и желтоватая зелень Гвардейца Смерти ещё проглядывали из-под множества гневных мазков кисти. Лунный Волк завывал из-под обширного потёка краски, а у Железного Воина было незаслуженно стёсано лицо, и его фрагменты валялись на плотно утрамбованной земле.
Дыхание Роксанны стало спокойнее. Она протянула руку, чтобы коснуться картины и вернуть себе уравновешенное состояние с помощью ободряющего ощущения твёрдости стены. Она закрыла глаза и прислонила лоб к неровной кирпичной кладке, делая медленные вдохи и воображая просторы пустой бесплодной пустыни. Отдающий металлом смрад потрохов ослабел, и снова вернулись характерные людские ароматы в виде пронзительной вони жарящегося мяса и застоявшегося пота. В смеси всё сильнее ощущался ядовитый запах самокруток с баком[19].
– В пустыне жизни нет и следа, – заговорила она, повторяя словесную формулу, которой её научили домашние учителя в таком далёком прошлом. – В этих песках стою я одна. Ничто не может меня уязвить. Ничто не может меня осквернить.
– Экая жалость, пигалица, что ты вдали от пустыни, – проворчал голос за её спиной.
Роксанна в страхе обернулась, и все мысли о равновесии и пустынях унесло из её головы, как листья по осени. К стене напротив картины расслаблено привалилась троица мужчин в густых мехах и рабочих комбинезонах из грубого брезента. Все они курили, и над их головами туманом висели голубые облачка. Они были смуглыми и с неровной кожей, и выглядели неповоротливыми бугаями, но Роксанна была не настолько глупа, чтобы сбросить их со счетов как обычных пьяниц или бандитов.
– Я не ищу неприятностей, – сказала девушка, поднимая свои руки ладонями вверх и протягивая их в сторону мужчин.
Они загоготали, и вперёд выступил узкоглазый человек с длинными висячими усами.
Он щелчком отбросил свою самокрутку в сторону:
– Экая жалость, пигалица, ведь неприятности тебя уже нашли.
– Пожалуйста, – попросила Роксанна. – Если вы люди Бабу Дхакала, вам следует уйти. Всем будет только лучше, если вы просто оставите меня в покое. Поверьте мне.
– Если ты знаешь, что мы работаем на Бабу, то ты понимаешь, что мы не собираемся тебя отпускать, – сказал мужчина, жестами подзывая к себе своих компаньонов. Роксана увидела, что за кушаки их комбинезонов заткнуты крупнокалиберные пистолеты, а к бёдрам пристёгнуты примитивные, сделанные вручную заточки. Усатый главарь потянул с поясного ремня своё оружие – сверкающий длинный нож с изогнутым вперёд клинком. Он поднял его к своим губам и провёл по лезвию желтоватым языком. По его подбородку потекли капли крови, и он расплылся в улыбке, демонстрируя покрасневшие зубы.
– Ты из церкви смерти, так? – спросил он.
– Да, я из Храма Горя, – подтвердила Роксана, стараясь говорить как можно более безразличным тоном. – Вот почему вы должны оставить меня в покое.
– Уже слишком поздно, пигалица. Догадываюсь, что ты держишь курс к Антиоху, а раз тебе по карману его цены, то у тебя должна быть куча монет. Давай их сюда прямо сейчас, и мы будем к тебе снисходительны. Ну, разве что порежем тебя чуток.
– Я не могу этого сделать, – сказала Роксана.
– Конечно, можешь. Просто сунь руку под эту свою мантию, и давай их сюда. Тебе же самой будет легче, поверь мне. Анил и Мурат не такие добряки, как я, и им уже хочется тебя убить.
– Если вы заберёте мои деньги, вы убьёте двоих детей, – объяснила Роксанна.
Усатый пожал плечами:
