Он посмотрел в глаза Эндрю.
– Я хотел жить… – Юрий перевел дыхание. – Я не мог забыть ужас в глазах тех, кто стал пищей на пиру. Я не мог представить, чтобы мой череп раскрыли и копались там, пока я еще жив. Я не хотел умереть в муках, как жертвенное животное, не понимающее, за что его убивают… Я не хотел, чтобы шаман гадал по моему телу о будущем. – Его голос дрогнул. – И я ел…
Эндрю ничего не сказал. В этом страшном рассказе была какая-то притягательность запретного плода, не позволяющая оторваться от этого воплощенного ужаса осознания смерти. Как будто к нему обратился Лазарь, прошедший через врата смерти и пожелавший поведать ему, что такое ад.
– Во второй раз это уже не так трудно. Когда ты уже стал отверженным, невозможно что-либо изменить. Ты преступил черту, и обратно хода нет. А потом я даже не замечал, что у меня в тарелке. Просто это стало частью моего существования в аду. Я превратился в одного из них, и это больше не имело для меня никакого значения.
– Тогда почему ты сбежал? – спросил Эндрю.
– Бывает, что никак не можешь забыть плеск волн на родном берегу, запах горячего хлеба, голоса родных и смех детей. Вы, янки, знаете это, я слышал, как вы говорите о Мэне.
Это слово застало Эндрю врасплох. Мэн. Дом. Улочки Брунсвика; протяжная, медлительная речь друзей и соседей; ученики, которые никак не могут сосредоточиться – ведь за окном класса звенит весна и все сады утопают в яблоневом цвету. А озеро в лесу возле Уотервилла (каким волшебным светом оно сияло в лунные ночи!), а скалы залива, о которые разбиваются волны прибоя… Сердце сжалось от горькой радости. Мэн.
Он молча кивнул, проглатывая ком в горле. Говорить он не мог.
– Даже если ты прогонишь меня и прикажешь убить, все равно я увидел Суздаль. Этого вполне достаточно.
– Если бы дело было в этом, я бы сейчас не говорил с тобой, – отозвался Эндрю. – Мне нужно другое…
– Я понимаю, – сказал Юрий. Голос его теперь звучал спокойно. – Ты никак не можешь решить, лгу я или говорю правду. И чего от меня ожидать.
Эндрю кивнул.
Юрий с откровенным любопытством оглядел комнату, Эндрю наблюдал за ним. Тот остановил взгляд на часах и затем вопросительно взглянул на хозяина.
– Машина для измерения времени.
– Как все изменилось, – сказал Юрий. – Двадцать один год назад я уехал из дома в Карфаген, чтобы продать там золотые безделушки. Когда я уезжал, Ивор еще не был боярином, моя жена была жива и молода, мой город…
Он покачал головой и снова огляделся.
– Вся моя жизнь изменилась в одночасье. Я хотел выгодно продать свои изделия и отправился на юг, но потерпел кораблекрушение, а когда выбрался на берег, меня подобрали мерки, которые как раз ехали из Карфагена. Прошел двадцать один год, и я опять здесь.
Он вздохнул, словно возвращаясь к действительности.
– Знаешь, здесь нет никого, кто проехал бы с мерками целый оборот, – сказал Эндрю, наблюдая за Юрием. – Никого, кто знал бы их так, как ты.
– Они убивают питомцев в трех случаях, – рассеянно произнес Юрий. – Чаще всего, когда орда приближается к священным горам Баркт Ном. Кроме того, если умирает кар-карт, то за ним должны последовать его слуги. – И наконец, убивают всех, кроме самых доверенных лиц, когда орда приближается к родной земле питомцев, – продолжил Эндрю.
Юрий кивнул:
– Да, в живых остаются лишь те, кому действительно доверяют.
– Значит, тебе доверяли?
– Я служил Тамуке, щитоносцу зан-карта Вуки, наследника кар-карта мерков Джубади ва Улга, – с ноткой гордости произнес Юрий. – Я сделал ему нагрудник из чистого золота со священными именами, и он носит его до сих пор. Я учил Тамуку, щитоносца из Белого клана, языку русов. Да, мне доверяли, мной гордились – я знал дюжину языков и мог делать красивые вещи из драгоценного золота; мне позволяли носить золотой ошейник питомца хранителя щита. – Он дотронулся рукой до шеи, где виднелась красная полоса – след от ошейника.
– Некоторые говорят, что тебя послали шпионить за нами, разузнать то, что может оказаться полезным, если они нападут на Русь.
– Я пришел рассказать о встрече трех кар-картов.
– Возможно, мы вскоре узнали бы все и без твоей помощи.
Юрий тихо рассмеялся.
– Тогда убей меня, – прошептал он. – Я снова увидел свой дом, хотя все и отвернулись от меня. Моя жена мертва, мои сыновья выросли без меня только для того, чтобы умереть в ваших войнах.
Он замолчал и посмотрел в лицо Эндрю. Потом, опустив глаза и рассеянно погладив золотое кольцо на безымянном пальце, он снова взглянул на Эндрю.
«Сколько еще родителей, чьи сыновья погибли в битвах с врагом, смотрят на меня так?» – подумал Эндрю. Взгляд Юрия, казалось, обжигал и вызывал у Эндрю неловкость. В этом человеке чувствовались сила и спокойная уверенность, которую Эндрю не вполне понимал. Как может человек, столько лет проживший на краю ямы и видевший все возможные ужасы, не сойти с ума и оставаться таким спокойным?
– Я предлагаю тебе все, что знаю сам, Эндрю Лоренс Кин, янки из Мэна. Если однажды я предал род человеческий, поедая плоть своих соплеменников, тем легче мне предать тех, кто заставил меня это сделать.
И вновь воцарилось молчание. Тиканье часов было единственным звуком, нарушавшим тишину. Юрий снова посмотрел на них.
– Голос времени, – сказал он с усмешкой. – Забавная машинка. Знаешь, тебе следует поторопиться, потому что, когда они придут, начнется ад.
Эндрю кивнул.
– Поверь, Джубади постарался узнать о тебе как можно больше. У него был предатель Хинсен и те янки-матросы с большого корабля. Попав в плен, они обменяли свою честь на жизнь. Джубади провел много часов, изучая тебя, твои чувства и мысли, в то время как ты не имел такой возможности.
Услышав имя Хинсена, Эндрю поднял голову. Он вспомнил еще одно имя, которое произносилось с таким же отвращением, – Бенедикт Арнольд. Именно он рассказал врагам, как добывать водород для машин, и многое другое.
– Ты видел Хинсена? Юрий кивнул.
– Много раз. Он пресмыкался перед Джубади, обещая ему все, что угодно, – рассказать о том, как ты ведешь сражение, о том, как ты думаешь, как руководишь людьми.
– А другие?
– Большая часть матросов – и янки, и Суздальцев – мертвы. Одни отказались помогать Джубади, другие пытались бежать. Но все равно осталось еще много. Есть и другие матросы, которые говорят на твоем языке и пришли с южного моря. Они привезли одну из твоих наземных паровых машин в Карфаген, но, когда прошел слух о твоей победе, они ускользнули. – Он усмехнулся. – Они украли один из железных кораблей, которые делал Кромвель, но воевать они не были готовы. С ними удрали еще несколько Суздальцев и пара матросов-янки. Они отправились на юг, и с тех пор о них ничего не слышно. Джубади был в ярости.
