Неподалеку какого-то хутора на проезжую часть вышел старший лейтенант с красной повязкой и властно поднял руку. Увидев на одном из мотоциклов старшего по званию, он откозырял и представился:
— Старший лейтенант Щебень. Дорожно-комендантский патруль. Кто такие? Куда следуете? Ваши документы.
— Майор Корнеев. «Смерш».
Корнеев вынул из нагрудного кармана кителя удостоверение и продемонстрировал его офицеру.
«По виду, лет тридцать. А всего три звездочки. И из наград — только медаль „За отвагу“. В штабе просидел всю войну, что ли?» — привычно фиксировал непонятные мелочи разведчик. Но, как и в случае с КП, время терять не стал. Мало ли как у кого судьба сложилась? Война и не так перекорежить умеет.
— Еще вопросы будут?
— Никак нет, товарищ майор, — бросил руку к козырьку старлей. — Можете следовать дальше.
— А почему один? — не удержался от вопроса Корнеев, недоуменно поглядывая по сторонам.
Вместо ответа Щебень свистнул, и справа от дороги поднялись шестеро автоматчиков.
— У солдат приказ открывать огонь на поражение, — объяснил старлей. — Если бы я бросился на землю, вас бы тут же изрешетили.
— Добро, старшой. Вижу, службу знаешь. Скажи, далеко до Бжега?
— К штрафникам, значит?.. — вопросительно посмотрел на Корнеева Щебень, но ответа не дождался. — Нет. Рядом. Километра четыре осталось. Если б не роща, уже и увидели бы. Дорога вон там поворачивает. Только срезать не советую. Саперы еще не все мины сняли.
— Спасибо, старшой. Бывай, — пожал руку офицеру Корнеев.
— И вам счастливого пути, товарищ майор, — козырнул тот и посторонился, пропуская мотоциклистов.
Командир 54-го штрафбата майор Дегтяренко, невысокий крепыш с красными, воспаленными глазами, внимательно изучив документы Корнеева, понимающе кивнул.
— Чайку с дороги или чего покрепче?
— Можно и покрепче… — не стал отказываться Корнеев.
Предвечерняя поездка на мотоцикле в одном кителе, несмотря на выданное в госпитале раньше сезона теплое белье, не доставила разведчику особого удовольствия. Дни, последнюю неделю, стоят хоть и довольно теплые, а все-таки не июль-август…
— Кстати, если предложишь пожевать, тоже не откажусь.
— Сейчас все организуем, а пока… — комбат достал из тумбочки початую бутылку армянского коньяка, щедро плеснул в две алюминиевые кружки и вышел из-за стола. — Ну за победу!
Офицеры со стуком сдвинули посуду и залпом выпили.
— И чем же мои люди заинтересовали «Смерш»? Насколько я понимаю, тут в основном трусы, нарушители воинской дисциплины и разгильдяи. Предателей или шпионов особисты сразу в расход пускают. И вдруг — Главное управление контрразведки?
— Задание у меня, комбат, не шутейное, так что ходить вокруг да около некогда. Спрашиваю в лоб — у тебя есть люди, которым гораздо важнее умереть… правильно, чем дожить до победы?
— Ну ты и спросил, — мотнул головой Дегтяренко. — Вообще-то они все здесь вину кровью искупают. После каждого боя… на половину состава либо представление пишу, либо похоронку…
— Да знаю я, — досадливо отмахнулся разведчик. — Знаю… Не первый день на фронте. Но даже в самой страшной атаке шанс выжить и уйти по ранению остается у каждого…
— Вот как? — комбат внимательно посмотрел на Корнеева. — Тогда ты не по адресу.
— Не понял тебя, майор? — Корнеев прищурил глаза, выискивая на лице собеседника неодобрение или нечто похожее. Вообще-то армейские офицеры, мягко говоря, частенько недолюбливали особистов. На войне всякое случается, в том числе и невыполнение приказа по независящим от солдат причинам. И тут уж как отрапортовать. Можно срыв боевого задания представить роковой случайностью, стечением непредвиденных обстоятельств, а можно и вражеский умысел в действиях командира обнаружить. Результат понятен. Но чтоб подобное отношение было у командира штрафбата?
— Да не ершись ты… майор. Ишь вспетушился! Думаешь, упрекаю за то, что смертников ищешь? Брось!.. Не маленькие дети. Тут другое. Просто я на батальоне всего ничего. Прежний комбат погиб шесть дней назад. И мой начштаба тоже всего две недели как вступил в должность. Дела полистали, конечно, но ведь бумага и человек не одно и то же, верно? Я и рад бы помочь, но ситуацией не владею… Впрочем… Гм, за Хохлом послать, что ли… — неожиданно оживился Дегтяренко. — Эй, кто там! — рявкнул громче.
На его зов в дверях показалась голова вестового.
— Каптенармуса Хохлова из второй позови, боец, — велел комбат.
Солдат совсем не по уставу кивнул и скрылся с глаз.
— Сержант Хохлов у нас старожил… — объяснил свои действия Дегтяренко. — Он-то уж точно все и обо всех знает.
— Что, такой везучий? — среагировал на «старожила» Корнеев.
— Это с какого боку посмотреть… — пожал плечами Дегтяренко. — Я думаю, чем такое везение, лучше быстрое ранение… Один бой, одна атака — и… уплачено. А потом — пока отлежался в госпитале, подоспело и восстановление в звании, и все такое прочее. А то отбегаешь целехоньким полные девяносто дней, а на девяносто первый, пока рапорт рассмотрят и подпишут, — на пулю нарвешься и ага…
— Тоже верно.
— Р-разрешите в-войти?
В дверях образовалась нескладная личность в солдатской пилотке и линялой гимнастерке размера на три больше необходимого, хоть рукава закатывай. Полноту картины завершали нелепые докторские очочки, висевшие на самом кончике толстого, мясистого носа.
— Разрешаю…
Одновременно с этими словами комбат встал с табурета. Одернул гимнастерку, надел фуражку и махнул рукой.
— Садись сюда, майор. Мой кабинет в твоем распоряжении. Работай. А я, если не возражаешь, присутствовать не буду, пойду. Толку из меня чуть, а в батальоне дел — за гланды. Заодно распоряжусь насчет ужина. Ну а ты, Сергей Фомич, помоги человеку. У майора из «Смерша» к тебе вопросы есть. И не виляй, отвечай как на духу. Сам знаешь, проверю потом…
— Отч-чего же не п-помочь х-хорошему ч-человеку, — сговорчиво кивнул тот и чуть развязно прибавил: — Н-небось, гражданин майор, не огород вскопать з-зовет…
— Присаживайся, сержант, — не поддержал предложенного шутейного тона Корнеев. — Когда узнаешь, что мне требуется — охота балагурить пропадет.
Комбат коротко кивнул и вышел. Тем временем Хохлов осмотрелся и занял ближайшую к выходу табуретку. Потом поправил очки и выжидающе уставился на майора. Его лицо больше не улыбалось.
Корнеев немного подумал, еще раз оценил гражданский облик штрафника и решил вести разговор в более привычном для него ключе.
