— Убедил. Не буду… — император ехидно хохотнул, и, от души врезав ладонью по плечу Алейха, закинул на плечо свой топор. А потом, не прощаясь, вышел из комнаты…
…Работать с монахами из Белой сотни оказалось на редкость комфортно: не только десятники, но и рядовые солдаты схватывали поставленную задачу с полуслова, а к ее решению подходили предельно добросовестно и творчески. Это стало ясно еще на первом инструктаже — вместо того, чтобы молча согласиться с распределением по кварталам города, сразу два солдата и десятник предложили изменить принцип патрулирования. Заинтригованный Алейх дал слово старшему, и уже через пару предложений понял, что в Белую сотню набирали не просто так! Монахи, попросив у него информацию обо всех местах появления проповедников, нанесли их на карту столицы, и, определив районы, где их еще не было, предложили направить свои патрули именно туда. По три-четыре вместо одного. Кроме того, по их мнению, чтобы не привлекать к себе внимание, надо было двигаться не группой, а раздельно, и вместо форменной рясы одеваться в гражданскую одежду — таким образом можно было увеличить шансы схватить тех, кто стоял за проповедниками. Еще один солдат предложил использовать для поиска проповедников уличную шпану, и Олесс решил озаботиться поиском выхода на Ночное братство.
А вот господа Просветляющие вели себя с присущим им апломбом: для того, чтобы заставить их снять вызывающие страх черные сутаны с желтой каймой вдоль подола и краю рукавов, потребовался прямой приказ их начальства. Недовольные монахи, привыкшие внушать ужас прохожим, с ненавистью посматривали на старшего дознавателя и вполголоса крыли его планы со своим дурацким счастьем, заставившим их оказаться под его началом. Да и выйдя в город, передвигались так, будто делали Алейху большое одолжение.
Несмотря на широчайшие полномочия, спорить с ними Олесс не пытался: заиметь врагов среди людей, способных вывернуть его мозги наизнанку, у него не было никакого желания. Поэтому, отложив процесс наведения с ними мостов на неопределенный срок, брат старший дознаватель с головой ушел в процесс патрулирования…
Следующие два дня пророки появлялись по одному-два достаточно далеко от местонахождения объединенных патрулей, а вот на третий день монахам повезло: первые крики очередного мессии раздались буквально в одном полете стрелы от группы Алейха.
Изображая из себя обычного зеваку, Олесс быстрым шагом двинулся к фасаду лавки менялы, перед которой завывал еще бодрый и не начавший бледнеть «пророк», на ходу внимательно оглядывая всех прохожих, находившихся в это время на улице, а так же зрителей, появившихся в окнах окрестных домов.
Особо подозрительных лиц он не заметил, но на всякий случай жестами приказал так же вальяжно двигающимся по улице Белым задержать четверых мужчин, находящихся в призывном возрасте, однако одетых в гражданское. Монахи исполнили приказание идеально — дождавшись, пока каждый из них займет удобную позицию, они одновременно сбили свои цели с ног и ударом в затылок выключили им сознание. А через несколько мгновений пять распластанных в дорожной пыли тел оказались внимательно досмотрены и связаны, причем на шее у каждого из подозреваемых оказалось надето стальное кольцо, мешающее двигать головой. А во рту — специальная распорка, мешающая откусить себе язык. Дать возможность врагу принять яд в планы патруля не входило.
Просветляющий, оказавшийся рядом с пророком чуть ли не раньше, чем Белый, который его «успокоил», мгновенно преобразился: сидящий на корточках мужчина, уставившийся в глаза своей будущей жертве, с безумной скоростью тыкал пальцами в одному ему известные точки и что-то глухо бормотал.
С трудом справившись с подсознательным страхом перед неведомым, Алейх присел рядом с ближайшим к себе гражданским и с силой рванул на себя ворот его сутаны.
— Так, этого можно отпустить… — заметив небольшую татуировку между его лопаток, буркнул он. — Придет в себя — принесите извинения от моего имени…
Переспрашивать Белый не стал. Все было понятно и так — перед ними без сознания валялся один из агентов Секретной службы, специализирующийся на отлове карманников и мелких грабителей. Второй жертвой патруля оказался калека — пара тяжелых ранений, полученных в какой-то недавней войне, не мешали ему двигаться, но ставили жирную черту на его военной карьере. Оставив Белого приводить его в сознание, и распорядившись выдать ветерану две серебрушки на обед, Олесс двинулся к следующему.
А вот с этим им точно повезло: здоровяк, лежащий на земле со связанными вместе щиколотками и запястьями, явно был воином — мощная шея, широченные плечи и грудь; ноги, выглядывающие из-под рясы и смахивающие на тумбы, свидетельствовали об этом не меньше, чем потертости от наручей и поножей, хорошо заметные при осмотре. Судя по шрамам, военных кампаний на счету у этого пленного было заметно больше, чем у предыдущего. А менее подготовленным он не выглядел при всем желании.
Не дожидаясь приказания Олесса, Белый рванул на себя ворот пленника и ошарашено выдохнул:
— Черная сотня! Демоны меня подери!
По спине Алейха пробежала струйка холодного пота: если во главе заговора действительно стояли иерархи расформированной императором Маасом Черной сотни, то вероятность удачного завершения дворцового переворота была чрезвычайно высока…
— Брат Шелин! — вскочив на ноги, рявкнул он. — Идите сюда! С калекой разберемся потом! Десятник Кверт! Уберите зевак как можно дальше. Пошлите одного бойца к ближайшему постоялому двору — мне нужен десяток лошадей и карета. Распорядившись насчет транспорта, ты, брат — приказал он возникшему рядом с ним монаху — бежишь к ближайшему к нам патрулю и передаешь им распоряжение немедленно прибыть сюда. Сам реквизируешь первую попавшуюся лошадь и скачешь во дворец. Передашь вот этот свиток лично в руки Императору! Ясно?
— К чему такая спешка, брат старший дознаватель? — удивленно посмотрев на лежащее перед ним тело, поинтересовался Просветляющий.
Алейх угрюмо посмотрел на непонимающе глядящего на него монаха, и, дописав послание, пробормотал:
— Если я правильно понимаю ситуацию, то нас вот-вот начнут убивать…
Выбравшись из «Серой мыши», Тощий и его свита быстрым шагом двинулись в сторону леса. Единственный трезвый воин среди них нес на плечах не пытающегося трепыхаться пленника, а двое порядком выпивших бойцов усиленно пытались прийти в себя. Однако ни умывание мокрыми от предрассветной росы листьями, ни растирание лица мозолистыми ладонями, ни попытки поотжиматься к желаемому результату не приводили — молодое вино, выпитое ими в таверне, оказалось на удивление коварным.
