— Все правильно, — кивнул Дитц. — Два раза в нас попали. Помнишь? Саша?
— Помню… Слушайте, а может, там, на базе этой, уже и боезапаса не осталось? Все по нам выпустили?
— Это было бы идеально, — вздохнул Юрий Алексеевич. — Но скорее всего что-то осталось. На подобных базах меньше пяти шахт не бывает. А в каждой шахте — ракета.
— Значит, одна еще осталась? — спросил Малышев.
— Как минимум.
— Всего-то? — пренебрежительно пожал плечами Валерка. — Стоило из-за одной в такую даль переться и подвергать опасности наши молодые жизни!
— Ну, во-первых, и одна ракета с ядерной боеголовкой в руках сумасшедшего или властолюбца — страшная угроза для всех, — ответил Юрий Алексеевич, — а во-вторых, ракет вполне может оказаться и больше пяти.
— Слушайте, Юрий Алексеевич, вы же говорили, что работали в школе учителем. Откуда вам известно, сколько там может быть ракет? — спросил Стихарь. — И вообще, как хоть она выглядит, база эта, чтоб ей?.. А то получается — найди то, не знаю что.
— Учителем в школе я работал уже после того, как два года прослужил на такой вот ракетной базе солда-том. Потом поступил в университет… Ну, возможно, и не на такой, но наверняка похожей. Вам же рассказывали, как такая база может выглядеть, а нового ничего я пока добавить не могу.
— Помню, помню, — проворчал Валерка. — Все под землей, а сверху только елочки да сосеночки. Разве что какой-нибудь аэродром неподалеку…
— Именно так.
— Ладно, — подвел итог Велга. — Все ясно. Ставлю задачу. Прибыть к объекту по возможности гораздо раньше противника и постараться вывести объект из строя так, чтобы с этим самым противником в бой не вступать. Их в несколько раз больше, они хорошо обучены и вооружены, а гибнуть нам после всего, что пережили, совсем ни к чему. Пусть потом, когда мы там все сломаем, лазают по этой самой базе сколько душе их угодно. Я лично не против.
А через три часа они уже углубились в топь. Шли, проваливаясь иногда по пояс — в черную, противно чавкающую болотную жижу, нащупывая путь слегами, стараясь держаться след в след за Степаном Трофимови-чем.
Старик, казалось, не знал усталости. Правда, и шел он практически налегке, а им приходилось тащить на себе рюкзаки и оружие (а самому сильному из них — Малышеву — еще и собаку Барса, которая иначе неминуемо и давно бы утопла в этой трясине), но все равно восемьдесят лет — это восемьдесят лет, а им никому еще не исполнилось и тридцати, за исключением Юрия Алексеевича, разумеется. Но тот тоже держался хорошо, и только посеревшее, осунувшееся его лицо да хриплое дыхание выдавали ту степень усталости, до которой дошел старший лейтенант Холод.
На островок — единственное сухое место, попавшееся им на всем этом зыбком и жутком пути, — выползли уже в полной почти темноте, и нервный, вымотанный до предела Стихарь, как сам он потом признался, чуть было не открыл огонь, когда из кустов на них выскочило какое-то шустрое существо и с диким визгом кинулось на шею Степану Трофимовичу.
Это оказалась Аня.
Как немедленно выяснилось, ей удалось предыдущей ночью бежать от своих похитителей, и она тоже полезла через трясину по единственно возможному здесь пути.
— Что же ты домой не вернулась? — насупился Степан Трофимович, когда первая бурная радость от вновь обретенной внучки схлынула.
— А я знала, что ты сюда пойдешь! — засмеялась та.
— Как это? — поразился Майер.
— Да очень просто. Я вас всех видела. Вчера ночью сосредоточилась и увидела. И вас всех, и дедушку. Такое у меня иногда получается. Не всегда, когда хочу, но… вчера получилось. А уж догадаться, что дедушка сюда вас поведет, и совсем было нетрудно.
— Вот и молодец, — похвалил внучку старик Гро-мов. — Я знал, что ты не пропадешь, — и, обращаясь к Велге, гордо спросил: — Ну, что я вам говорил?
— Мистика, да и только, — пробормотал Александр, не вставая с сухой — сухой! — земли, на которую повалился ничком, как только ее достиг. — Железный вы человек, Степан Трофимович, а внучка у вас вообще исключительная.
— Я тут хвороста насобирала, — улыбнулась явно довольная Аня. — Давайте костер зажжем. Я-то здесь давно, успела на солнышке обсушиться.
— Тепло, сухо и ужин впереди! — с воодушевлением воскликнул Майер. — Что еще нужно солдату для полного счастья? — И сам себе ответил' — Знаю, но не скажу. И все равно непонятно мне, как можно увидеть простым глазом отряд людей за два десятка километров сплошного леса? Колдовство, не иначе.
— И вовсе не простым глазом, — возразила Аня, — а третьим Будете хорошо себя вести, может, я и вас потом как-нибудь научу. Хотя у вас вряд ли получится. Не верите вы потому что. А вот у него, например, — она посмотрела на курившего рядом Малышева, — получиться может.
— Я и говорю — колдовство, — пожал плечами пу-леметчик.
После ужина, наскоро подсушившись, отряд уснул, где сидел, мертвым сном. Часовых выставлять не стали, полностью положившись на уверения Ани в том, что на островке этом они в полнейшей безопасности, а также на природную бдительность собаки Барса.
Следующий день оказался ничем не лучше предыдущего — все то же нескончаемое болото, все та же вонь гнилой воды, все тот же изнуряющий и однообразный труд по продвижению собственного тела еще на один зыбкий шаг вперед, и еще на один, и еще… И снова наступил вечер, и снова показалась впереди твердая земля, и у отряда хватило сил пройти за несгибаемым Степаном Трофимовичем еще около двух километров до чистого лесного озерца, которого они достигли уже почти в полной темноте.
Потом стирали и сушили одежду, ужинали, спали, сменяясь поочередно на часах, и с рассветом снова шли, и в десять часов пятьдесят две минуты их проводник остановился и, вытянув руку вперед, сказал неожиданно звонким и молодым голосом:
— Это должно быть где-то там!
Только что они миновали очередной участок сплошного леса, и теперь впереди торчали невысокие, изъеденные ветром, дождем и просто временем, разбросанные там и сям среди елей и сосен скалы.
Стало заметно прохладней.
Небо над головой приобрело ту яркую нестерпимую голубизну, которая бывает иногда в конце лета, когда солнце еще не утратило свою силу, но холодный северный ветер живо напоминает о скорой, очень скорой осени и о том, что следом за ней неотвратимо заявится зима.
— И как же нам искать, если все тут под землей? — с недоумением в голосе осведомился Вешняк.
— Дубина рязанская, а еще разведчик, — добродушно покосился на него Стихарь — Ежели ракета взлетела из шахты, то сама шахта никуда ведь не делась, верно? Вот. Значит, ищи большую дырку в земле.
